"Даниил Гранин. Сад Камней" - читать интересную книгу автора

мяса и недоваренной лапши. Чужие суждения не путали картину.
Иногда от такой свободы даже становилось неуютно. Потому что я
все-таки не привык судить обо всем сам, один.

Осторожно я двигался, стараясь держаться толпы, быть
вместе со всеми, останавливался, где останавливались другие,
делал все как все. Я чувствовал себя разведчиком, заброшенным
на другую планету, и ничем не выдавал своего присутствия.

Из того, что я видел, я сочинял себе свою Японию, не то
чтоб я ее придумывал, я пользовался тем, что было передо мною,
- соединял, выстраивал... На перекрестке Гиндзы, у кинотеатра,
горело световое табло, на табло выскакивали цифры - 75, 81, 86,
70. Перед табло стоял я, пытаясь уразуметь, что сие означает.

Сыпал мелкий снежок, по Гиндзе бежали ребята с лыжами на
плечах. Где-то, значит, были тут и снежные горы, и трамплины, а
здесь снег таял, не долетая до земли, люди шли под зонтиками,
синими, розовыми, с нарисованными бабочками и змеями. Я не
видел лиц с высоты своего роста, а видел лишь колыхание и
движение зонтов - пестрые огромные цветы, которые распускались
под снегом. Слякотная, самая что ни на есть питерская погодка
стала таинственной и зыбкой, как на картинах Хокусаи. Люди,
которые скрывались под этими зонтами, были тоже загадочны. Мне
совсем не хотелось проникать в их жизнь, мне нравилась мелкая,
скользящая походка женщин, стук деревянных сандалет белые
носочки с пальчиком, печальный блеск черных глаз из-под
голубого купола зонта, мужчины в черных прямых пальто, их
тонкие гибкие пальцы, эта сырая зябкость чужой непогоды... Я
дрожал от холода. Меня уверяли, что в Японии цветут вишни и
сливы, а под ними сидят японцы и обмахиваются от жары веерами.
Поэтому меня нагрузили плавками, черными очками шортами и
безрукавками. Большинство людей считает что чем дальше страна,
тем в ней теплее, что в Южной Америке жарче, чем в Северной, а
в Японии вообще солнце только и делает, что всходит. Я давно
заметил, что больше всего знают о той стране, в которой никто
не был. Игорь, например, заставил меня взять с собой кепку,
мохнатую толстую кепку, чтобы защититься от солнечного удара.

Теперь я стоял на Гиндзе, защищенный этой кепкой,
единственной своей теплой вещью, толстой кепкой, которая
заменяла мне зонт, свитер и ботинки на каучуке. Меня
интересовало, почему на табло сменяются цифры. Никакой системы
в этом не было. Что-то они показывали, но что? Число прохожих?
Я пробовал подсчитать. Не сходилось. Пешеходы текли густой
толпой, и какой смысл их считать.

Толпа на Гиндзе но убывала. В первый же вечер Гиндза
ослепила и оглушила меня. В ней была огромность всего - света,
сутолоки, ширины, возбуждения. Великолепные многоэтажные