"Даниил Гранин. Сад Камней" - читать интересную книгу автора

когда я медленно спустился по трапу и встал на бетонные плиты
аэродрома Ханэда - я открыл в себе путешественника, который
попал в никому не известную, загадочную страну.

Не так-то просто стать Первооткрывателем, не имея компаса,
карт, снаряжения, проводников, разъезжая в автомобиле, живя в
отеле с телевизором и ванной, выложенной черным изразцом.

Но у меня были разные воодушевляющие примеры. Среди них
самый убедительный - Аркадий Гайдар. Он умел войти в состояние
путешественника в двух шагах от своего дома. У него есть
рассказ "Голубая чашка", там он описывает путешествие в
окрестностях дома, где он жил; он отправился с девочкой на
обычную прогулку и увидел привычный, казалось бы, стертый от
ежедневности мир глазами путешественника, попавшего в неведомые
и дальние страны. Рядом с домом была неизвестность. Так видеть
и ощущать умеют только дети. И хорошие писатели. Сколько раз
мне хотелось вот так же пуститься в путь по Ленинграду, по
Нарвской заставе, удивиться, увидеть все иным, испытать
приключения чужеземца. В Японии мне помогло то, что все тут
говорили и писали по-японски. Это было весьма важное
обстоятельство. В Америке, например, там говорят и пишут
по-английски, но там хоть что-то можно понять; "restaurant" или
"cigarett", а кроме того, "thank you", "good bye" - тоже можно
догадаться. Здесь же все было начисто непонятно. Повсюду висели
иероглифы. Между прочим, это такие знаки, что даже вполне
образованный японец не знает всех иероглифов. Их тысячи. А
может, десятки тысяч. Может, их даже некому в точности
подсчитать. У нас, наверное, насчет надписей тоже многовато, но
на них большей частью не обращаешь внимания:

"Выписывайте газеты и журналы", "Пожарный гидрант",
"Кассир справок не дает". А если это же, да иероглифами? Тут
любая надпись станет опасно существенной. Кто знает, о чем она
сообщает, то ли "Добро пожаловать", то ли "Вход воспрещен".

Приходилось полагаться только на свои чувства и
наблюдательность. Я шел по Гиндзе, как охотник сквозь джунгли,
оглядываясь, принюхиваясь и на всякий случай улыбаясь.
Надеяться было не на кого, я должен был все вызнавать сам,
догадываться по каким-то ничтожным деталям.

Зато у меня было и преимущество: никакие слова и надписи
не могли обмануть меня. Меня легко уговорить, а еще больше я
верю печатному слову. Тут же я видел все, так сказать, в
неистолкованном виде. Грязь и мусор на маленьких улочках,
расширенные зрачки наркоманов... Забегаловка напротив отеля
была никудышная, а на вывеске и каких-то венках с лентами она
расписывалась, вероятно, как образец японской кухни. Ничто не
мешало мне составить собственное мнение о твердости жилистого