"Даниил Гранин. Автобиография" - читать интересную книгу автора

интерес ко всему, что я делал, Таи Григорьевны Лишиной, ее
басовитая беспощадность и абсолютный вкус... Она работала в
Бюро пропаганды Союза писателей. Многие писатели обязаны ей. У
нее в комнатке постоянно читались новые стихи, обсуждались
рассказы, книги, журналы...
Вскоре я поступил в аспирантуру Политехнического института
и одновременно засел за роман "Искатели". Вышла к тому времени
многострадальная моя книга "Ярослав Домбровский". Параллельно и
в электротехнике тоже чего-то завязалось и стало получаться.
Напечатал несколько статей, от замкнутой сетки я перешел к
проблемам электрической дуги, тут много было таинственного,
интересного, это требовало времени и полной погруженности. По
молодости, когда сил много, а времени еще больше, казалось, что
можно совместить науку и литературу. И хотелось их совместить.
Но не тут-то было. Каждая из них тянула к себе все с большей
силой и ревностью. Каждая была прекрасна. Пришел день, когда я
обнаружил в своей душе опасную трещину. Но в том-то и штука,
что душа - это не сердце, и разрыва души быть не может. Просто
надо было выбирать. Либо - либо. Вышел роман "Искатели", он
имел успех. Появились деньги, можно было перестать держаться за
свою аспирантскую стипендию. Но я долго еще тянул, чего-то
ждал, читал лекции, работал на полставки, никак не хотел
отрываться от науки. Боялся, не верил в себя... В конце концов
это, конечно, произошло. Нет, не уход в литературу, а уход из
института. Впоследствии я иногда жалел, что сделал это слишком
поздно, поздно стал писать всерьез, профессионально, но,
бывало, жалел, что бросил науку. Я знаю, что "величайшая
роскошь, которую только может себе позволить человек, - всегда
поступать так, как ему хочется". Это слова Александра Бенуа, но
лишь теперь я постигаю непростой их смысл.
Я писал об инженерах, научных работниках, ученых, о
научном творчестве, это была моя тема, мои друзья, мое
окружение. Мне не надо было изучать материал, ездить в
творческие командировки. Я любил этих людей - моих героев, хотя
жизнь их была небогата событиями. Изобразить ее внутреннее
напряжение было нелегко. Еще труднее было ввести читателя в
курс их работы, чтобы читатель понял суть их страстей и чтобы
не прикладывать к роману схемы и формулы.
Решающим рубежом был для меня двадцатый съезд партии.
Подействовал он разительно на меня, на все мое поколение
фронтовиков, заставил по-иному увидеть и войну, и себя, и
прошлое. По-иному - это значило увидеть ошибки войны, оценить
выше мужество народа, солдат, себя самих...
В шестидесятые годы мне казалось, что успехи науки, и
прежде всего физики, преобразят мир, судьбы человечества.
Ученые-физики казались мне главными героями нашего времени. К
семидесятым тот период кончился, и в знак прощания я написал
повесть "Однофамилец", где как-то попробовал осмыслить свое
новое или, вернее, иное отношение к прежним моим увлечениям.
Это не разочарование. Это избавление от излишних надежд.