"Алексей Федорович Грачев. Кто вынес приговор (Повесть) " - читать интересную книгу автора

туч, как лицо больной старухи в траурном платке, и снова замирал, и
вздрагивал, и ждал, что ночь эта будет ему последней ночью. Нахлынет вдруг
на село лава тех черных туч, вырвутся из них яростно молнии - и все в
крышу его дома, и все в комнату, в кровать, где он под одеялом, закрывшись
с головой от ужаса.
Как-то сидел в трактире, а напротив старик с беззубой челюстью.
Лотошил и скалился, тянул руку, а глаза неживого человека.
Испугался, сбежал из-за стола, а там, на дворе, едва не потерял
сознание; присел на корточки, и земля мягко и сладко кружилась, и тянуло
уткнуться в нее, забыться, прогнать видение той старческой улыбки, в
которой проглянула вдруг бездна, холодная и бездонно-черная, как колодец в
их дворе под липами...
И вот снова явился страх. Не развеяли его ледяные колени Лимончика, и
та веселая ночь с песнями и звоном стаканов, и серьги, раскачивающиеся
задорно и призывно.
Закрывая глаза, видел он аккуратную бородку Викентия Александровича.
Открывал глаза и видел горбатый нос того агента, что в "Бахусе" покупал
папиросы "Смычка". Выходил теперь из дома Георгий Петрович с осторожностью
кошки на мокром снегу, озираясь, прислушиваясь. Прислушивался и на работе
к шагам, к стуку дверей, к журчанью воды в умывальнике, к скрипу форточек,
к звонкам телефонов, пулеметному грохоту "Континенталей" - пишущих
машинок. Почему-то чаще мерещились ему эти проклятые ордера на
мануфактуру. Они лежали у него в бумагах, они были налеплены на стене
рядом с плакатом, изображающим самолеты, под которыми чернела подпись:
"Все подпишемся на воздушный заем". Они шуршали у него в кармане, они
прятались в деловых папках конторщиков, бегущих мимо Георгия Петровича.
Иногда ему вдруг казалось, что он уже арестован и что сидит он напротив
того самого, с кистями на карманах. И слышались вопросы, на которые он уже
научился отвечать быстро и четко.
"Кто вы такой, Вощинин?"
- Я из села. Родитель - псаломщик. Мать по-хозяйству. Отец - пьяница
беспросветный, мать скаредна и ворчлива. Была еще сестра, пропала в
гражданскую войну, где-то на Урале. Может, и в живых нет, может, бежала за
границу с мужем, казачьим есаулом.
"Что вам, Вощинин, нужно от жизни?"
- От жизни мне надо богатство. Жить в особняке, раскатывать в лихачах
и автомобилях. Плыть где-то на пароходе, под солнцем тропиков. Иметь денег
столько, чтоб никогда в них нужды не было.
"Но ведь вы были комиссионером у Трубышева?"
Тут он рассмеется. Кто бы знал, что такое комиссионер! Да, он ездил в
Архангельск за фанерой, в Арзамас за луком, в Одессу за тряпьем какого-то
подпольного портного. Но что за эти поездки? Командировочные да на одну
игру в бильярд в "Бахусе".
"А Трубышев больше зарабатывал?"
Тут он даже захохочет. Этот с кистями на карманах совсем как ребенок.
Неужели непонятно, что он, Вощинин, просто раб господина. А у господина
есть куда прятать деньги. Короче, надо им, агентам, арестовать Трубышева и
спросить самого его, сколько он зарабатывал на операциях с фанерой,
шерстью, платьями, ржаной мукой, дровами.
"Кто еще заодно с Трубышевым?"