"Элизабет Гоудж. Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны" - читать интересную книгу автора

ее в вечер прибытия. Огромный, белый, похожий на цветную капусту парик был,
наверно, вымыт и припудрен накануне, потому что он стал еще белее. Но вместо
куртки и бриджей для верховой езды на нем была куртка малинового бархата и
малиновые же бриджи с пристегнутыми у колен шелковыми гетрами и черные
башмаки с серебряными пряжками.
Куртка и бриджи были потерты в швах и немного ему узковаты, так что
когда он садился к столу завтракать, делать это надо было очень медленно, и
все равно был слышен зловещий треск, башмаки потерлись на носках. Но на
бархате не было ни малейшей пылинки, а башмаки и пряжки были так начищены,
что просто сверкали. Что до лица сэра Бенджамина, то оно было настолько
чисто выбрито и так отмыто, что стало ярко-алого цвета и сияло почти так же,
как его башмаки.
"Чистота",- хихикнул сэр Бенджамин, заметив широкую улыбку своей
племянницы,- "следует за благочестием, да, Мария? Таково всегда было мнение
Мерривезеров, не так ли?"
Дигвид отвез их в церковь в экипаже, с которого на этот раз был снят
верх. Экипаж тоже вымыли ради воскресенья, и пол был еще мокрым, когда мисс
Гелиотроп, сэр Бенджамин и Мария влезли в него и уселись торжественным рядом
на заднем сидении, мисс Гелиотроп посредине, а сэр Бенджамин и Мария,
защищая ее, каждый со своей стороны.
Сидя рядом, они смотрелись немного странно, и все пространство
оказалось занятым кринолином мисс Гелиотроп и солидным объемом сэра
Бенджамина. Мисс Гелиотроп была, конечно, при зонтике и ридикюле, и у
каждого было по большому черному молитвеннику. Но как ни нагружены они были
тем и сем, всех затмил Дигвид, поставивший рядом с собой на козлы самый
большой музыкальный инструмент из всех, что Мария видела в жизни... Он был
вдвое больше самого Дигвида.
"Контрабас",- объяснил сэр Бенджамин.- "Играет в церкви. Главный
человек в оркестре. Он хороший музыкант. Великий".
Дигвид ухмыльнулся, прикрикнул на Дарби и Джоан, и они тронулись, а с
верхней ступеньки за ними наблюдали стоящие бок о бок в очень похожих позах
Рольв и Виггинс. Вигтинс выглядел совсем крошечным рядом с Рольвом, и Мария
немножко занервничала.
"Рольв... ну... ведь он... не съест Виггинса?" - прошептала Мария
дрожащим голосом.
"Нет, нет и нет!" - решительно заверил ее опекун.- "Рольв признал
тебя вчера утром, разве ты не помнишь? Не только тебя, все, что принадлежит
тебе, теперь под его особой защитой. Даже если ему самому не слишком
нравится Виггинс, он скорее умрет, чем допустит, чтобы пострадал хотя бы
волосок с его головы".
Утром, залитый ярким сверкающим солнечным светом, парк был прелестен. В
воздухе разлито было предчувствие весны, окружавшее каждый цветок, дерево и
резвящуюся овечку подобием чудесного нимба, будто они были первыми из
сотворенных на земле цветов, деревьев и овечек. Все поляны выглядели так,
словно вели прямо в рай, а когда они на минутку остановились, потому что
Дарби попал камешек в копыто, они услышали птичьи трели, напоминающие музыку
небес...
Но как Мария ни старалась смотреть повнимательней, она не высмотрела
маленькой белой лошадки... Потом она забыла о ней, с восторгом ожидая
каменного туннеля, по которому они въезжали в парк в день приезда. Но дорога