"Максим Горький. О первой любви (Советский рассказ двадцатых годов)" - читать интересную книгу автора

кустарнике, шелестел ветер. Серое небо грозило дождем.
Деловито, серыми словами, женщина говорила о разнице наших лет, о том,
что мне нужно учиться и что преждевременно для меня вешать на шею себе
жену с ребенком. Всё это было угнетающе верно, говорилось тоном матери и
еще более возбуждало любовь, уважение к милой женщине. Мне было грустно и
сладко слушать ее голос, нежные ее слова, - впервые со мною говорили так.
Я смотрел в пасть оврага, где кусты, колеблемые ветром, текли зеленой
рекой, и клятвенно обещал себе заплатить этому человеку за ласку его всеми
силами моей души.
- Прежде чем решить что-либо, нам нужно хорошо подумать, - слышал я
тихий голос. Она стегала себя по колену сорванной веткой орешника, глядя в
сторону города, спрятанного в зеленых холмах садов.
- И, конечно, я должна поговорить с Болеславом, он уже кое-что
чувствует и ведет себя очень нервозно. А я не люблю драм.
Всё было очень грустно и очень хорошо, но - оказалось необходимым нечто
пошленькое и смешное.
Шаровары мои были широки в поясе, и я скалывал пояс большой медной
булавкой, дюйма в три длиною, - теперь нет таких булавок, к счастью
влюбленных бедняков. Острый кончик проклятой булавки всё время деликатно
царапал кожу мне, - неосторожное движение - и вся булавка впилась в мой
бок.
Я сумел незаметно вытащить ее и - с ужасом почувствовал, что из
глубокой царапины обильно потекла кровь, смачивая шаровары. Нижнего белья
у меня не было, а курточка повара - коротенькая, по пояс. Как я встану и
пойду в мокрых шароварах, приклеенных к телу?
Понимая комизм случая, глубоко возмущенный его обидной формой, я, в
диком возбуждении, начал говорить что-то неестественным голосом актера,
который забыл свою роль.
Послушав несколько минут мою речь, сначала - внимательно, потом - с
явным недоумением, она сказала:
- Какие пышные слова! Вы вдруг стали не похожи на себя.
Это окончательно поразило меня, и я замолчал, как удавленный.
- Пора идти, собирается дождь!
- Я - останусь здесь.
- Почему?
Что я мог ответить ей?
- Вы - рассердились на меня? - ласково заглянув в лицо мое, спросила
она.
- О нет! На себя.
- И на себя не надо сердиться, - посоветовала женщина, встав на ноги.
А я - не мог встать, сидя в теплой луже, мне казалось, что кровь моя,
вытекая из бока, журчит ручьем, в следующую секунду женщина услышит этот
звук и спросит:
"Что это?"
"Уйди!" - мысленно молил я ее.
Она милостиво подарила мне еще несколько ласковых слов и пошла вдоль
оврага, по краю его, мило покачиваясь на стройных ножках. Я следил, как ее
гибкая фигурка, удаляясь, уменьшается, и потом лег на землю, опрокинутый
ударом сознания, что моя первая любовь будет несчастлива.
Конечно, так и случилось: ее супруг пролил широкий поток слез,