"Максим Горький. О первой любви (Советский рассказ двадцатых годов)" - читать интересную книгу автора

говорил он. Ему нравилось рассматривать жизнь "с точки зрения строго
научной". Обед он называл "приемом пищи", а пообедав, говорил:
- Подвоз пищевой кашицы из желудка клеткам организма требует
абсолютного покоя.
И, забыв вытряхнуть крошки хлеба из бороды, ложился в постель,
несколько минут углубленно читал Дюма или Ксавье де Монтепена, а потом,
часа два, лирически посвистывал носом, светлые мягкие усы его тихо
шевелились, как будто в них ползало нечто невидимое. Проснувшись, он долго
и задумчиво смотрел на трещины потолка и - вдруг вспоминал:
- А ведь Кузьма неправильно истолковал вчера мысль Парнеля!
И шел уличать Кузьму, говоря жене:
- Ты, пожалуйста, докончи за меня подсчет безлошадных Майданской
волости. Я - скоро!
Возвращался он около полуночи, иногда - позднее, очень довольный.
- Ну, знаешь, доконал я сегодня Кузьму! У него, шельмеца, память на
цитаты очень развита, но я ему и в этом не уступлю. Между прочим, - он
совершенно не понимает восточной политики Гладстона, чудак!
Он постоянно говорил о Бине, Рише и гигиене мозга, а в дурную погоду,
оставаясь дома, занимался воспитанием девочки его жены - ребенка, случайно
родившегося где-то на пути между двумя романами.
- Леля, когда ты кушаешь, нужно тщательно жевать, это облегчает
пищеварение, помогая желудку быстрее претворить пищевую кашицу в
удобоусвояемый конгломерат химических веществ.
После же обеда, приведя себя "в состояние абсолютного покоя", укладывал
ребенка на постель и рассказывал ему:
- Итак, - когда кровожадный честолюбец Бонапарте узурпировал власть...
Жена его судорожно, до слез хохотала, слушая эти лекции, но он не
сердился на нее, не имея для этого времени, ибо скоро засыпал. Девочка,
поиграв его шелковой бородою, тоже засыпала, свернувшись комочком. Я очень
подружился с нею, она слушала мои рассказы с большим интересом, чем лекции
Болеслава о кровожадном узурпаторе и печальной любви к нему Жозефины
Богарнэ; это возбудило у Болеслава забавное чувство ревности.
- Я - протестую, Пешков! Сначала ребенку необходимо внушить основные
принципы отношения к действительности, а потом уже знакомить с нею. Если б
вы знали английский язык и могли прочитать "Гигиену души ребенка"...
Он знал по-английски, кажется, только два слова: гуд бай.
Он был вдвое старше меня, но обладал любопытством юного пуделя, любил
посплетничать и показать себя человеком, которому хорошо известны все
тайны не только русских, но и зарубежных революционных кружков. Впрочем,
возможно, что он и на самом деле был осведомлен, к нему нередко приезжали
таинственные люди, они все держались, как актеры-трагики, которым случайно
пришлось играть роли простаков. У него я видел нелегального Сабунаева в
рыжем, неумело надетом парике, в пестром костюме, который был смешно узок
и короток ему.
А однажды, придя к Болеславу, я увидел у него юркого человечка с
маленькой головкой, очень похожего на парикмахера, он был одет в клетчатые
брючки, серенький пиджачок и скрипучие ботинки. Вытеснив меня в кухню,
Болеслав шёпотом сказал:
- Это - человек из Парижа, с важным поручением, ему необходимо видеть
Короленко, так вы идите, устройте это...