"М.Горький. Жизнь Клима Самгина. Часть 4." - читать интересную книгу автора

круг девиц, вынеслась к рампе высокая гибкая женщина, увлекая за собой
солдата в красных штанах, в измятом кепи и с глупым, красноносым лицом.
Сотни рук встретили ее аплодисментами, криками, стройная, гибкая, в
коротенькой до колен юбке, она тоже что-то кричала, смеялась, подмигивала
в боковую ложу, солдат шаркал ногами, кланялся, посылал кому-то воздушные
поцелуи, - пронзительно взвизгнув, женщина схватила его, и они, в профиль
к публике, делая на сцене дугу, начали отчаянно плясать матчиш.
- Ого! Наглядно, - тихонько сказала Марина, и Самгин видел, что щека ее
густо покраснела, ухо тоже налилось кровью. Представив ее обнаженной, как
видел на "Заводе искусственных минеральных вод", он недоуменно подумал:
"Этот цинизм не должен бы смущать ее". Танцовщица визжала, солдат гоготал,
три десятка полуголых женщин, обнявшись, качались в такт музыки,
непрерывный плеск ладоней, бой барабана, пение меди и струн, разноцветный
луч прожектора неотступно освещал танцоров, и все вместе создавало
странное впечатление, - как будто кружился, подпрыгивал весь зал,
опрокидываясь, проваливаясь куда-то.
- Да, умеют, - медленно и задумчиво сказала Марина, когда опустился
занавес. - Красиво подают это... идоложертвенное мясо.
Неожиданный конец фразы возмутил Самгина, он хотел сказать, что мораль не
всегда уместна, но вместо этого спросил:
- Ты бывала в Москве, у Омона?
- Да. Один раз. А - что?
- Там все было интереснее, богаче.
- Не помню.
Домой пошли пешком. Великолепный город празднично шумел, сверкал огнями,
магазины хвастались обилием красивых вещей, бульвары наполнял веселый
говор, смех, с каштанов падали лапчатые листья, но ветер был почти
неощутим и листья срывались как бы веселой силой говора, смеха, музыки.
- Приятно устроились бывшие мастера революции, - сказала Марина, а через
несколько секунд добавила: - Ныне - кредиторы наши.
На людей, которые шли впереди, падали узорные тени каштанов.
- Смотри: всё - точно в лохмотьях, - заметила Марина.
Идти под руку с ней было неудобно: трудно соразмерять свои шаги с ее, она
толкала бедром. Мужчины оглядывались на нее, это раздражало Самгина. Он,
вспомнив волнение, испытанное им вчера, когда он читал ее письмо, подумал:
"Почему я обрадовался? Откуда явилась мысль, что она может служить в
политической полиции? Как странно все..."
Марина заявила, что хочет есть. Зашли в ресторан, в круглый зал,
освещенный ярко, но мягко, на маленькой эстраде играл струнный квартет,
музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону стекла,
народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом;
столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами
дам; в центре круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама
в красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы,
возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями. Слева от Самгина
одиноко сидел, читая письма, солидный человек с остатками курчавых волос
на блестящем черепе, с добродушным, мягким лицом; подняв глаза от листка
бумаги, он взглянул на Марину, улыбнулся и пошевелил губами, черные глаза
его неподвижно остановились на лице Марины. Портреты этого человека Самгин
видел в журналах, но не мог вспомнить - кто он? Он сказал Марине, что на