"Евгений Гордеев (Voland). Возлюби ближнего..." - читать интересную книгу автора

защитит его. Он все чаще задумывался, и не мог понять, зачем он живет на
свете. Неужели только для того, что бы наплодить в свое время детишек и
жениться, улечься в вытянутых трениках на диван перед телевизором, молча
наслаждаться такой жизнью. Он не мыслил себя в такой жизни. Он презирал
всех этих чистеньких, славненьких ребят, знающих точно, что они хотят, и
как этого достичь. Стал уважать тех, кто лез в гору в одиночку. Здесь
самому себе он дал слово, что не потеряет свою честь, а если это случится,
то только вместе с жизнью.
Он по прежнему писал стихи, неизвестно для кого и кому, и с содроганием
ждал возвращения в Союз. Он оставался один на своей туче.
Ему не хотелось ее покидать, он с ней сжился, это был его дом, его и
Бугая.
Иисус возвращался домой. Он ехал в дребезжащем автобусе по разбитой
рязанской дороге. Он выполнил данное когда-то обещание Бугаю, он ехал к
нему в гости, не заезжая к себе домой, как только вернулся в Союз. Он
выполнил, он выжил, он не позволил похоронить свою честь, только вот Бугая
не было дома. Дверь квартиры, в которой согласно адресу проживал Бугай,
открыла маленькая седая женщина с опухшими от слез глазами. Глубокие
морщины изрезали когда-то видимо красивое лицо. Увидев Иисуса, она
заплакала и жестами пригласила войти в квартиру. Скромная однокомнатная
"хрущевка"
приняла в себя Иисуса какой-то совсем непривычной теплотой, уютностью
спокойствием и благодатью. Иисусу показалось, что когда-то здесь он уже
был, когда-то очень давно, и этот домашний запах, всплывший и будоражащий
мозг. Где это было, ну было же, было что-то, черт возьми?
И вот память смилостивившись, начала отдавать нестройные картинки.
Стены. Большой деревянный сундук. Зеленый эмалированный таз. И руки,
теплые, большие материнские руки. И нет ничего мягче и приятней этих рук.
Сердце учащенно забилось. Что это? Игра воображения, или реальные
воспоминания, ему не дано это знать наверняка. Только из раза в раз, все
тот же сон, все те же руки. А мать Бугая начала долгий рассказ о его
жизни, когда тот вернулся из армии. Иисус слушал и не верил, перед ним
висела на стене хмурое лицо Бугая, запечатленное во время присяги. Такое,
каким запомнил его Иисус.
Их было трое, шли подвыпившие и задирали прохожих. Бугай поздно
возвращался домой. У одного хватило ума вытащить нож и пугануть Бугая. Он
скончался в реанимации, другой стал инвалидом, Бугай порезал ему сухожилия
на руке. Третий отделался синяками. Суд был месяц назад. Восемь лет.
Слова доносились до Иисуса как бы издалека, и с трудом добирались до
сознания. Он столько раз представлял себе встречу С Бугаем, но даже в
самом кошмарном сне не мог себе представить, что это будет так. Иисус еще
молча сидел некоторое время, когда рассказ безутешной матери закончился.
Он не знал, чем ей помочь, он не знал теплых вкрадчивых слов, его попросту
не научили им. Мир, который еще день назад принадлежал ему, внезапно
раскололся как стекло в руках и стал с оглушительным звоном рушиться.
Иисус возвращался домой. Тупо смотря в окно автобуса на проносившиеся
мимо лесные посадки, на зеленеющие поля. Буйство весенних красок должно
было будоражить глаза, после серого афганского однообразного пейзажа. Он
смотрел в окно и видел все те же горы, все тот же песок, всю туже пыль. Он
никак не мог скинуть оцепенение, в которое впал в квартире Бугая. Так