"Николай Горбачев. Ракеты и подснежники " - читать интересную книгу автора

бродили тогда по пустынным московским улицам, по звонкой в ночной тишине
набережной, шутили и дурачились.
И вот теперь она едет сюда, едет твоя жена, Костя Перваков!
Сон не шел. Я поднялся с кровати, попытался читать книжку по
радиолокации, но все эти строгие, серьезные рассуждения об импульсах,
коэффициентах, математические выкладки не лезли в голову.
В город приехал почти за час до прихода поезда. И чем ближе минутная
стрелка больших электрических часов па фасаде одноэтажного серого кирпичного
вокзала приближалась к заветной цифре, тем больше росло мое напряжение, а в
голове бились шальные, горячие мысли: "Ну вот теперь все. Теперь я счастлив.
Мне сейчас и море по колено! Сказали бы: взвали чемодан на плечи, ее - на
руки, иди пешком в гарнизон - и пошел бы, понес!" Но тут же вспыхивали
сомнения: а вдруг в последнюю минуту - пусть даже у тебя в руках белый
квадратик телеграммы - передумала, осталась?
Мерил шагами перрон - от закрытого облезлого газетного киоска до
штабеля черных мазутных шпал у железной ограды.
Поезд, вывернувшийся из-за поворота, будто остановился возле семафора,
и, только когда у постовой будки паровоз свернул на первый путь, показались
зеленые бока вагонов, стало ясно: далеко не черепашья у него скорость!
Вагоны бежали мимо точно пустые, с неосвещенными, зашторенными окнами. С
привокзальных деревьев поднялась стая разбуженных ворон, разлетелась с
пронзительным карканьем. Медленно проплыл вагон с табличкой "8", в тамбуре
мелькнула белая шляпка, полосатое пальто. Она!
- Наташа! Наташа! - Бросился вперед. Перед самым вагоном - должно
быть, под ногу попала замерзшая лужица - вдруг поскользнулся, поехал...
Успел схватиться за железный поручень. Грудастая пожилая проводница в
перетянутой ремнем шинели покачала головой.
- Ишь непутевый, так и вагон свалить можно, - сочувственно,
протяжным, напевным голосом сказала она. - И то недаром: такую-то кралю
дождался.
Вот уж в самом деле непутевый, нескладный! Я чувствовал себя неловко.
Кто-то подал чемодан в чехле с красной оторочкой. Наташа улыбалась и тоже
была, кажется, смущена.
- Давай спускайся! - Схватил ее руку в белой варежке. Наташа
спрыгнула на асфальт. И вот уже мы стоим друг против друга. Ведь думал три
минуты назад --обниму, прижму так, что кости хрустнут, зацелую. Но ее
предупреждающий, растерянный взгляд черных глаз словно говорил: "Знаю твое
намерение, но ведь кругом люди". Мысленно согласившись с ней и все еще
удерживая ее руку в своей, суетливо лепечу:
- Здравствуй, Наташенька! Ну вот, приехала, дождался... Идем...
Чемодан оказался тяжелым. Когда поднял его и мы пошли, вслед нам все с
тем же сочувствием проводница сказала:
- И не поцеловал даже, растерялся, сердешный. Держи ее крепко,
голубку!
- Чудачка, видно, эта проводница!
- Всю дорогу опекала, чай носила, расспрашивала...
- Ох и не думал, что приедешь, Наташенька! - чистосердечно признался,
беря ее под руку. - Телеграмму получил только вчера, на сутки опоздала. А
на вокзале вдруг испугался: что, если отдумала, осталась?
Она с улыбкой слушала, ей, должно быть, нравилось слушать меня, а я от