"Борис Горбатов. Большая вода (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

- Ну? - тревожно спрашивает Арсений.
Какого ответа он ждет? Утешения или подтверждения злой догадки? Дядя
Терень необычно серьезно вертит в руке письма и молчит.
- Ну? - снова спрашивает Арсений.
- Это весна... - наконец произносит старик. - Весна в тебе бушует,
парень.
- Весна? - растерянно переспрашивает Арсений. - При чем тут весна?
На печи запел чайник. Дядя Терень ставит его на стол и принимается за
еду. Арсений ничего не ест, вертит в руках письма.
- Ты не спорь, не спорь... - бормочет он, - я эти письма до дыр
перечел. Я каждое слово в них перетряхнул, взвесил.
Не зря ведь слово сказано. Каждое слово свой смысл имеет.
- Это у тебя оно нонче смысл имеет, а бабенка твоя их зря ставит. Какое
в голову придет.
- Не бывает так, старик, не бывает. Слово от души пишется. Вот от
двадцатого ноября письмо... Я его наизусть помню. С тяжелой душой письмо
писано. Скучала по мне, видно, мучилась... - Его лицо становится добрым,
нежным, серые глаза голубыми.
- Мучилась? Ну вот... - поддакивает дядя Терень и смеется.
- Потом пошли письма смущенные... будто виноватые.
В чем-то был ее передо мной грех. Был. А последнее письмо - вовсе
легкое. Так, без души пущенное. Пишет: в кино была.
- А что же, ей и в кино не ходить?
- Да писать-то мне об этом зачем? Я ведь в кино не хожу. Ну, ходи, ходи
в кино, - кричит он вдруг в дгерь, словно продолжая свой давний спор с
женой. - Да пишешь-то мне об этом зачем? Сладко ль мне такое читать?
- Кровь в тебе бушует, парень, - качает головой дядя Терень. - Это от
одиноческой жизни. Бывает...
В печи потрескивает плавник, обуглившиеся головешки рассыпаются и
последний раз вспыхивают ярким светом и гаснут.
- На Диксон идешь, дядя Терень? - тихо спрашивает Арсений.
- На Диксоп.
Оба молчат.
- Почту возьмешь?
- Возьму.
И опять долго молчат.
- И ответа дождешься?
- Дождусь.
Дядя Терень встает и идет к койке. Расстилает тулуп, готовит постель.
- Так я напишу... дядя Терень, - нерешительно и словно виноватр говорит
Арсений.
- А напиши, напиши...
И пока дядя Терень спит, Арсений сочиняет радиограмму.
Он рвет листок за листком, грызет ручку, снова пишет. Его лицо
попеременно отражает все человеческие чувства: от нежной любви, от дикого
отчаянья до тихой надежды.
Через четыре часа старик уже на ногах. Время дорого, а путь далек.
Арсений провожает. Идут молча. На берегу прощаются. Арсений крепко жмет
руку дяди Тереня и, заглядывая в глаза, спрашивает:
- Так ждать?