"Борис Горбатов. Большая вода (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

Сугробы подле избы начали уже таять, из них выглянули на свет ржавые
консервные банки. Они, как и подснежники, появляются только весной.
- Есть живая душа в доме? Отзовись! - снова кричит старик, нетерпеливо
постукивая палкой.
Дверь распахивается, и на пороге появляется унылый, лохматый парень.
- Ну, здравствуй, Арсений!
- Здравствуй! - нехотя отвечает парень, пропуская вперед гостя.
- Не ладно гостя привечаешь, - укоризненно говорит дядя Терень и
сбрасывает с плеч ружье и походный мешок. - Почто скучный?
Он окидывает и избу и парня внимательным, но насмешливым взглядом. На
столе - ворох писем, телеграмм, фотографий: курносая бабенка, кудряшки
из-под берета; вот она же в шубке, она же в сарафане, голое плечо блестит.
Вот опять она же на стене. Улыбается жеманно и застенчиво.
- Угу! - произносит дядя Терень и садится на полешко у печи.
Однако он ни о чем не спрашивает. Он все уже знает, все понял. Знает и
какое поручение даст ему Арсений. Стаскивает сапоги, ставит их к печи и
молчит. Ждет, глядит, как бегут по стеклу мутные ручьи. Слушает, как
звенит капель с крыши.
Арсений молча бродит по избе, ставит чайник на огонь, чашки, хлеб, мясо
- на стол, потом тяжело опускается на табурет.
"Ну, как нынче промысел?" - надо бы спросить дяде Тереню по обычаю, но
он не спрашивает. Арсений молчит, молчит и он.
- Разлюбила, - шепчет Арсений. - Ты не говори, дядя Терень, не спорь,
пожалуйста...
- Я и не спорю.
- А я тебе говорю: сука она. Вот кто!
- Ты и прошлый год так говорил. Одначе ошибся.
- А теперь уж не ошибусь, нет. Две недели в этом деле разбираюсь. Все
письма подобрал... Одно к одному, - бормочет Арсений. - Не ем, не пью, из
избы не выхожу... Все читаю...
Все читаю...
- Разобрался? - насмешливо спрашивает дядя Терень.
Но Арсений не слышит насмешки.
- Вот, - говорит он, - вот. Сам гляди, старик.
Он раскладывает на столе письма. Так следователь раскладывает
вещественные доказательства.
- Вот, - суетится он, - от двадцатого ноября письмо.
Первое нонче. Видишь в конце: "горячо-горячо целую"? Заметил?
Горячо-горячо... А вот - девятнадцатое декабря. Вот - "крепко целую"... Не
горячо, старик, а только крепко... Заметил?
- Это что ж, хуже?
- А вот последняя радиограмма, майская. Читай: "целую".
Просто - целую. Без никаких. А время приметил? Мая третьего. Майское
дело... Закрутилась, хахаля нашла. Ясно? - торжествующе спрашивает он.
Горькое это торжество! - Нет, ты сам посмотри, сам... - и он тычет дяде
Тереню письма.
Дядя Терень неторопливо достает из-за пазухи очки, напяливает их на
нос. Глядит в письма. Действительно: от двадцатого ноября - "горячо-горячо
целую", от девятнадцатого декабря - "крепко целую", а от третьего мая -
"целую" просто, без никаких.