"Геннадий Гор. Изваяние (Фантастический роман)" - читать интересную книгу автора

торе частной гимназии, превратившем Гоголя в ловушку для
гимназистов.
Щи в тарелке быстро убывали, но тарелка была реальностью,
как и русская печка, и таракан, выползший из щели, чтобы
посмотреть на меня.
У таракана несомненно возникало подозрение, что я и Пок-
ровский совсем не одно и то же, но таракан не мог поделиться
с хозяйкой своими сомнениями и огорченный уполз в свою за-
печную щель.
От печки пахло жаром. И я подумал, что печка тоже ждала
меня, чтобы заверить в своем бытии и в незыблемости настоя-
щего, принявшего форму щей и вдруг заговорившего мужеподоб-
ным голосом вдовы.
О чем говорила вдова? О мясе, которое вздорожало. О спе-
кулянтах и плутах, которых развелось больше, чем тараканов.
О керосине, в который теперь подливают воду. О воде, которая
отказалась идти по трубам в знак протеста и потому, что ис-
портился водопровод.
А я постепенно привыкал к вещам, и вещи тоже ко мне при-
выкали: кровать с полосатым матрацем и стеганым одеялом,
этажерка, где стояли несколько медицинских книг, растрепан-
ный том под названием "Мужчина и женщина" и "Яма" Куприна с
бумажкой от давным-давно съеденной конфетки, служившей зак-
ладкой.
По-видимому, сотрудники контрразведки пришли сюда, когда
студент-медик читал "Яму" и, разумеется, не успел дочитать,
но на всякий случай возле недочитанной страницы оставил зак-
ладку, надеясь, что рано или поздно возобновит чтение.
Какое-то смутное чувство мешало мне раскрыть книгу и уб-
рать закладку, что-то вроде суеверного страха, будто за мной
снова придут поручики и подпоручики, словно я и на самом де-
ле был Покровским и имел отношение ко всем этим обманутым
вещам.
Не знаю, кого легче обмануть - человека или вещь, но вдо-
ва Бурундукова, так легко распознававшая жуликов и спекулян-
тов на рынке, у себя дома была куда менее бдительной. Она
нисколько не усомнилась в моей подлинности. Не была ли она в
заговоре с судьбой, принявшей вид химерической Офелии, де-
вушки-книги, и сославшей меня в этот уютный, пахнущий щами
уголок?
У студента-медика было имя. Его звали Миша, и это имя
стало твоим. Ты надел это имя на себя, как шинель с чужого
плеча, как чужую шапку и чужие галоши, которые так волшебно
подошли к тебе, словно ты их носил целый век.
- Миша! - окликали меня однокурсники и однокурсницы, куда
менее наблюдательные, чем мужеподобная вдова с усами под
большим, сизым, типично гренадерским носом.
А я отзывался. Что же мне еще оставалось? Попробовал бы я
не отозваться или простодушно признаться, что я не я, а дру-
гой, попавший сюда с помощью силы, о которой ничего не ска-