"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

сторожил немецкий автоматчик. Мы стали вглядываться, и я первая увидела в
ней Шпарака и указала на него маме и Зое. Жена его сидела на земле,
вероятно, устав от долгого стояния. Вид у людей был особый, не такой, как у
тех, кто томился перед мостом или у школы, - полностью обреченный,
безнадежный.
Мама и Зоя нервно засуетились. Зоя заплакала, у мамы задрожали руки.
- Боже мой, что же делать?! Что-то надо же сделать! - повторяла мама. -
Давайте передадим им деньги, может быть, их отпустят за деньги...
Эти мамины слова услышал мужчина из толпы у моста, сказал - как знающий
обстановку:
- Не хлопочите, это бесполезно. Советские деньги для них не деньги, да
и никакие тут не помогут...
Автоматчик окриками и движениями автомата уже поднимал на ноги группу,
в которой был Шпарак со своею женой. Появились еще два немца, что-то
скомандовали - и под их конвоем кучка отобранных людей пошла куда-то в
сторону, за вершину холма. Почти все были пожилые и старики и почти все -
евреи. Кто прихрамывал, кто торопливо, спотыкаясь, семенил. Мы следили за
ними глазами, пока они не скрылись. Зоя всхлипывала, вздрагивая, мама будто
закаменела, лицо ее было белым...


13

Как нестерпимо-тягостно тянулись в Хохле дни! Все они были
нескончаемо-долгие, накаленно-знойные, с безжалостно пекущим солнцем, душной
пылью, застилающей улицы от каждой проехавшей повозки, немецкой автомашины.
Сухой жар зримыми прозрачно-дрожащими волнами стекал с окрестных холмов в
хохольскую котловину. Как ни горячи были его потоки, как ни пламенно
обдавали они тело, а все казалось, что они несут в себе и что-то знобкое,
какой-то холодноватый, сверлящий сквознячок. Так сказывалось нервное
напряжение, тревожное ожидание своей судьбы, которые мучили каждого из
многих тысяч людей, переполнявших Хохол.
Деревенская девочка моих лет из недалекого дома, с гуттаперчевой куклой
в пестром лоскутке, несколько раз застенчиво подходила к нашему лагерю на
пустыре. Ей хотелось поиграть со мной. Но у меня не было никакого желания, и
девочка оставалась в недоумении, почему я не хочу с ней играть, почему меня
не заинтересовывает ее нарядная кукла, явно выменянная ее родителями у
каких-то горожан.
А во мне точно уже не осталось ничего детского, меня занимали совсем
взрослые заботы, заботы нашего с мамой существования. Мама поручила мне
заготавливать топливо для костра, и я часами бегала вокруг, старательно
выискивая и подбирая все, что могло сгодиться: солому и коровьи лепешки,
щепочки и прутики, древесную кору, осыпавшуюся с трухлявого пня. Раза два в
день мама уходила к мосту - узнать новости, слухи, все важные известия
узнавались там, приносились оттуда, а я, оставшись на пустыре возле нашей
тележки и сооруженного стариком Шпараком шалашика, в маленьком тазике,
захваченном из бабушкиного дома, стирала с кусочком серого мыла свои
трусишки или платьице и ждала, с чем придет мама, что она расскажет. Ближе к
вечеру, когда местные жители доили своих коров, мама отправлялась по хатам -
купить или выменять на что-нибудь из наших вещей молока и хлеба, а я в