"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу авторау нее оказались не холодные, а теплые, мягкие, на животик она надавила мне
совсем не больно, а в горло только посмотрела, не прикоснувшись. "Надо тебе, пупсик, вареньица поменьше есть! - сказала она мне. - Ты его, наверное, очень любишь?" Это была правда, я постоянно клянчила у мамы варенье, а если мама не давала, то могла и сама без спросу залезть в банку большой ложкой. Вот такой запомнилась мне Екатерина Николаевна, такой каждый раз я видела ее и потом: улыбающейся, светловолосой, с веселой искоркой золотого зуба в уголке рта. Глядя, как он посверкивает, всегда хотелось, чтобы Екатерина Николаевна улыбнулась еще и еще - чтобы снова и снова мелькнул и вспыхнул этот веселый добрый огонек... Оцепенев, не в силах подойти близко, я смотрю на лежащих женщин и ни в той, ни в другой не узнаю Екатерину Николаевну. Не потому, что не вижу их лиц, а потому, что в моем сознании не хочет помещаться, что на земле в безжизненной неподвижности - та самая Екатерина Николаевна, так полюбившийся мне доктор, которая, сдерживая на лице улыбку с золотым огоньком, предлагала мне вместе с нею петь в своем белом врачебном кабинете... - Не верится, что они могли скончаться от солнечного удара... Обе сразу... - сказала мне мама на другой день после встречи с Марией Николаевной, когда мы были уже далеко от места похорон, но впечатление, вызванное ими, все еще продолжало нас давить. - Может, они приняли что-то? Какой-нибудь яд? Чтобы самим оборвать свои мучения... Но как же в таком случае они могли оставить Марию Николаевну одну?.. Неизвестно, что вышло бы у Марии Николаевны с ее попытками в одиночку, слабыми своими руками, да еще кухонным ножом, выкопать могилу для двух сестер, но мама сумела остановить нескольких мужчин. Сменяя друг друга, они Эти же мужчины принесли с поля солому, накрыли ею тела, а уж потом стали сыпать землю. Мама предлагала Марии Николаевне идти вместе с нами, но она не хотела, не могла оторваться от могильного холмика. Удаляясь, мы много раз оборачивались: Мария Николаевна лежала на сухом могильном бугре, охватив его руками. Какой одинокой, какой несчастной выглядела она на могиле сестер! Когда их зарывали, она без конца повторяла одно и то же: "Положите и меня вместе с ними!.. Положите и меня!.." С холма на холм, с холма на холм... Следы, следы, следы, большие и маленькие, твердых подошв и босых ног, серо-желтая пыль, вздымаемая непрерывным людским шествием, плотно осевшая на придорожных лопухах и репейниках, палящий зной и неутолимое желание пить... Язык во рту сухой и жесткий, царапает небо - будто рот полон песка; его хочется выплюнуть - и нет слюны... А воды всегда мало, надо тянуть ее до следующего колодца, до следующего степного ручья. А они тоже редки... Эта дорога и сейчас мне иногда снится ночами. У меня есть свои страшные сны. Самые страшные - когда мне снится, что тяжко заболевают мои маленькие внуки, что с ними какая-то беда. Я мечусь по кровати, я даже кричу во сне, силясь сбросить с себя это тяжкое видение. Это тоже для меня один из страшных снов - будто я снова иду этой дорогой на Хохол, не хочу, все во мне сопротивляется, протестует - но иду, потому что должна идти, нельзя не идти, и нельзя повернуть назад или в сторону, даже остановиться, потому что сзади сразу же взвивается в воздух ременная плеть. Когда мне это видится, я тоже мечусь, как в кошмаре, на кровати, чтобы вырваться из плена этого страшного |
|
|