"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

склад, так что я одна тут хозяйка, никто не мешает. Огородик у меня шесть
соток. Хотела козу завесть или поросенка, да ну их, только морока. Одной мне
много ль надо, я и так пропитаюсь... Работа, правда, тяжелая, весь день в
пару, в духотище. Но сейчас прачешная наша стоит, мыла нет, водогрейня не
действует. Сестры халаты себе сами стирают, а больные на черных простынях
спят. Уборки никакой, в палатах грязь по колено, окна отворены, а все равно
не зайдешь, с души рвет. Кормежка из одной чечевицы, безо всего, и суп из
нее, и каша. А то как-то с Воронежа, с элеватора, горелую пшеницу привозили.
Как уголь почти черна, на зубах скрипит, а ее все равно в котел... Больные
больше сами кормятся, чисто жуки все вокруг пообъели: в поле зерно шелушат,
яблони обтрясли, кусты обломали, траву жуют. Скоро вокруг травы не
останется - если только ими, бедолагами, овраг тот прежде доверху не
набьют...
Феня уступала нам с мамой на ночь кровать, но нам на ней было тесно, мы
легли на полу. Я лежала, крепко прижавшись к маме, мама обнимала меня сверху
рукой, но мне хотелось прижаться еще сильнее. Снаружи взблескивали молнии и
ударял гром, но я уже не различала грома от бомбежки, мне казалось, что
бомбят Орловку и вот сейчас очередная бомба ударит в наш дом.
А когда наступали мрак и тишина, мне делалось жутко уже от мрака за
окнами и шелестящей древесной листвой тишины. Где-то что-то скрипело,
может - качающийся сук дерева или калитка, может - это так выл в чердачном
окне ветер, но мне казалось, что это чьи-то стоны, из того оврага, про
который рассказывала Феня. И во мне все сжималось, я ждала, что послышатся
шаги, звуки, директор в желтых крагах и серой шляпе придет с немецкими
солдатами за нами с мамой, они нас схватят и потащат в тот овраг... Мне не
терпелось, чтобы скорей наступили рассвет, утро и можно было уйти из
больничного городка. Пусть опять какие-то новые опасности и страхи,
бездомность, изнурительная дорожная пыль или грязь, но только подальше от
этого места...


10

Дней, наверное, пять или шесть шли мы до Хохла. С частыми дневными
привалами в попутных лесках или полевых лесных полосах, потому что
нестерпимо болели руки, натертые об оглобли тележки, с ночевками в открытой
степи, на голой земле. На кострах готовили себе еду - все ту же картошку в
мундирах. Чистить ее - значит терять часть клубней, а это допускать мы не
могли, картошки оставалось уже мало, и, кроме нее, у нас больше ничего не
было. Иногда добавляли чай, - если в достатке была вода. Леденцы, что мы
несли из дома, кончились, но даже пустой кипяток с маленькой щепоткой
заварки было непередаваемо вкусно тянуть из кружки после нашего скудного
обеда или ужина.
Все шли медленно, сознательно или бессознательно оттягивая свое
приближение к Хохлу. Там всех ожидала встреча с немецким начальством, новый
этап судьбы, ничего хорошего он не сулил, и люди нарочно растягивали путь.
Как ни мучительно было брести с выбившимися из сил детьми и грузом по душной
пыли полевых дорог, томясь от жажды, утоляя ее из редких степных бочажин или
мутных колодцев в попутных деревеньках, со звоном в голове от зноя,
усталости, голода, - все-таки это была еще относительная свобода. А в Хохле,