"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

через них. Его темная рубашка мокро блестела и липла к телу, дождевые струи
барабанили по его крупной, лысой, с седым венчиком голове, бежали по лицу,
срывались с бровей, носа, ушных мочек. Но старика не заботило, что он весь
мокр и мокнет, он словно бы совсем не замечал льющего дождя.
- Ай, какая авария! Что же ты так мало плачешь, надо плакать гораздо
громче, раз такая авария!
Но у меня почему-то уже прекратились слезы, - в старике, в хриплом его
насмешливом голосе, в маленьких его темных глазах было что-то такое, что я
почувствовала - мы уже не одиноки с мамой на этой ужасной дороге, под
холодным дождем, вот она - та помощь, которая нас вызволит из беды.
Старик поднял из грязи нашу тележку, отскочившее колесо.
- Какой экипаж! Где вы достали эти музейные колеса? На них, наверное,
ездил еще царь Петр. Их надо было бы положить к его памятнику в Петровском
сквере...
В одну минуту старик достал из своей клади кусок толстой проволоки,
плоскогубцы, стал обматывать сломанную ось этой проволокой, соединяя ее
половины. Кисти рук у него были большие, точно бы вспухшие,
грубо-мозолистые, темные от какой-то старой, въевшейся грязи, действовал он
быстро, ловко, толстая проволока покорно его слушалась.
Он поставил тележку на колеса, проверил ее прочность, налегая на нее
своим весом, сказал нам с мамой в своей насмешливой манере:
- Не ручаюсь еще за двести лет, но вам ее вполне хватит.
Он сам уложил на тележку наши мешки и покатил ее из-под обрыва. Дышал
он хрипло, грудь его высоко ходила под облепившей его рубашкой, но он не
остановился, пока не взобрался на самый верх.
- Спасибо вам, - стала горячо благодарить его мама. - Мы сами ни за что
бы не починили. Я просто не знала, что и предпринять...
- А! - отмахнулся старик от маминых слов - будто он сделал такой
пустяк, о котором даже не стоит разговаривать. - Люди должны помогать друг
другу, если они люди... Вы лучше оденьте во что-нибудь теплое вашу девочку,
она уже как синий баклажан...
Во мне соединились в одно: страх, с которым я переходила мост, только
что пережитое горе, что поломалась наша тележка, холод дождя, что промочил
меня всю и щекочущими струями тек по моей груди и спине, и я дрожала так,
что вся тряслась и у меня даже стучали зубы.
Мама достала из мешка мое осеннее пальтишко, набросила мне на плечи. Я
изнутри стиснула руками воротник, чтобы пальто плотнее меня охватило и
поскорее под ним согреться.
Пока мы этим занимались, старик сошел вниз за своей тележкой, втащил ее
наверх. Когда мы двинулись с места - он шагал по дороге уже далеко впереди,
блестя своим мокрым лысым теменем, белея сединою волос, оставшихся у него
лишь у самой шеи.
- Ты узнала этого дядю? - спросила мама.
- Где-то я его видела, а где - не знаю...
- Это же примусный мастер Шпарак. Помнишь, мы к нему в мастерскую у
завода Ленина носили примус?
Я сразу же вспомнила. Вот отчего мне в первую же минуту показалось
знакомым его широкое, обвисшее складками лицо, почудилось, что я уже слышала
его хриплый, насмешливо-добродушный голос. Я вспомнила прокопченную фанерную
будку, втиснутую в простенок между двумя домами, глухую черноту внутри -