"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

хотя был светлый, солнечный день, когда мы с мамой принесли свой примус,
розовый жар маленького горна, синее пламя и шипение горелок и этого Шпарака,
который ворочался в тесноте будки, в ее черноте, точно медведь в берлоге.
Шпарак был известен в городе наравне с другими хорошими надежными мастерами
своего дела, такими, как, например, зубные врачи братья Гительсон, портной
Цуканов, который никогда не присваивал ни кусочка материала, а шил так, что
к нему с заказами приезжали даже из других городов. К Шпараку несли на
починку такое, что уже нигде не брали чинить. Это был мастер бедноты, еще с
дореволюционных времен. Ему приносили прогоревшие, черные от копоти
керосинки, не один раз запаянные, залатанные примусы, сделанные бог весть
когда, при царе Горохе; клиентами его чаще всего бывали дряхлые,
подслеповатые старики и старухи, из тех, у которых деньги - всегда медяки и
двугривенные, и не в кошельках, а в платочных узелках. Робко доставали они
из кошелок, сумок эти свои старорежимные или времен нэпа, военного
коммунизма примусы, робко заводили речь: говорят, пора выбросить. Но, может,
все-таки еще можно наладить? Может, еще послужит?
Шпарак насмешливо брал инвалидный примус в свои черные, как у
трубочиста, мозолистые ручищи, поворачивал так, эдак, рассматривая, хмыкал:
- Я был маленький мальчик в коротких штанишках, когда на этом приборе
уже варили борщ и жарили картошку... Что же вы хотите от этого вашего
примуса - чтобы он был вечный двигатель? Так еще никому не удалось его
изобрести...
- Значит, все-таки - выбросить?
- Разве я сказал так? Если вы такой богатый человек, что вам не жалко
выбросить свое имущество, - выбрасывайте! Только скажите, куда бросите, я
пойду туда подобрать...
- Значит, еще поживет?
- Железо - не человек, это человек живет определенный возраст, а потом
его несут мимо моей будки на Чугуновское кладбище. А железо живет без
возраста, железо - это железо... А насчет действовать - это я не могу вам
так сразу сказать, хоть я и мастер Шпарак. Это надо пробовать. Заходите
завтра - и я вам скажу, будет ли ваш прибор опять представлять пожарную
опасность для вашего коммунального жилища...
Назавтра человек приходил - и примус встречал его веселым жужжанием.
Шпарак все налаживал, исправлял, самое, казалось, безнадежное. Не только
примусы, керосинки, но и разнообразные замки, мясорубки, паял чайники,
самовары. Причем за самую ничтожную, копеечную плату. Что за охота была ему
возиться с рухлядью, получая за это копейки? Неизвестно... Может быть,
только из-за того, что в городе уже тридцать лет говорили: "Это надо нести к
Шпараку... Починить это может только Шпарак..."
Под высокой обрывистой кручей, на которую помог нам взобраться старый
мастер, свинцовой дугой выгибалось широкое русло Дона. Темная завеса дыма и
дождевой мглы закрывала даль, в которой лежал горящий город. Пунцовыми
пятнами в ней рдело пламя высоких пожаров.
Усталых, вымокших людей залитая лужами дорога вела к большим
развесистым деревьям какого-то парка, скрывающего в своей глубине кирпичные
здания городского типа. Это была Орловка, психобольница, через которую в
разные дни и разное время суток прошли все горожане в своем пути на Хохол.
Низкая туча, пролившаяся над Доном, уплыла за деревья парка, за
больничные корпуса. Но все равно было серо, пасмурно, сеялся частый дождь.