"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

семейные рассказы о дедушке, я хорошо себе представляла, почему ему
нравилось заниматься цветами, возиться в своем маленьком саду. Он был
литейщик, отливал многопудовые колокола, работа у него была грубая, грязная,
весь день - шум и грохот, удушливая гарь и вонь. А дома его утешали пестрые
клумбы, с раннего лета до поздней осени дышащие нежными ароматами,
бесконечно меняющие свои краски. Бабушка любила сад, гордилась черными
розами, за ними ухаживали все ее сыновья, когда они росли и жили еще дома,
все они вложили в сад свой труд. Особенно - последний, дядя Леня, о котором
бабушка, как только мы пришли, сказала с горестным вздохом, что, наверное,
его уже нет в живых: на днях она видела про Леню плохой сон; должно быть,
это ей весть... Ведь он в противотанковой артиллерии, которая всегда на
передовой; разве там можно уцелеть...
Бабушка никуда не хотела уходить из своего дома, - так она нам сразу же
решительно объявила и держалась на этом стойко, не позволяя себя уговорить.
Она знала в своей жизни много передряг, в гражданскую войну город занимали
белые, властвовали какой-то момент анархисты, тоже было много всяких
страшных приказов, угрожающих трибуналами, расстрелами, но все эти приказы
она пережила, авось переживет теперь и немецкие. Ничего им не сделают, таким
старухам, если они останутся; одна слепая, другая едва ходит, - похожи они
на партизанок? Такое даже пьяному в голову не взбредет...
Здание пожарной части напротив бабушкиного дома сгорело, соседние дома
были избиты осколками, крыши на них взодраны точно чьими-то когтями. А
бабушкин дом, на удивленье, стоял нетронутым, без единой царапины. Наверное,
потому, что был такой маленький, вросший в землю, неприметный, совсем
затерянный среди других домов улицы. Возникало чувство, что он и дальше
будет стоять так же нетронуто, оберегаемый своей убогостью и малой
величиной, бабушкины слова и доводы - вовсе не бессмысленны, ее дом -
наглядное им подтверждение.
Пока мама вела с бабушками разговоры, я походила по саду, по своим
любимым местечкам. В листве яблонь краснела созревающая анисовка. Яблони
были тоже делом рук дедушки, его стараний. Грядки с цветами имели
заброшенный вид; одни стебли высохли уже совсем, другие вяло никли, -
бабушкам нечем было поливать свой цветник. Но черные розы выглядели еще
крепко, несмотря на июльскую сушь, месячное безводье, в котором пребывал
город. Половину той ежедневной воды, что удавалось раздобывать бабушкам для
себя, молочный бидончик, не больше, они выливали черным розам, делились с
ними, как с равными членами семьи. Мне стало нестерпимо жаль эти кусты,
нежные, хрупкие бутоны - как что-то такое же живое, чувствующее, как я сама.
Как, как оставить их одних! Их ждет только страдание и мучительная смерть от
жажды, как уже случилось это с другими цветами...
Я вполне понимала бабушку, почему она не хочет, не может оторвать себя
от всего этого - от дома, в котором она прожила шестьдесят лет, от сада, в
котором каждая былинка взращена ее заботами, знает прикосновения ее рук. Для
нее здесь все живое, и не просто живое - все здесь или она сама, или
дедушка, или ее сыновья - дядя Миша, дядя Федя, дядя Леня...
В бабушкином доме все стояло на своих привычных местах, лежали
полосатые половички; как всегда, во всех комнатах золотисто горели лампадки,
ласково светились по углам ризы больших и малых икон.
Бабушка угостила нас хорошим обедом: наваристой куриной лапшой. Это
была ее последняя курица, бабушка зарезала ее утром, до нашего прихода. Не