"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

и не всходило, во мгле лишь изредка показывался бледный белый диск, похожий
на луну. От дыма у всех резало глаза, точило в груди и горле. Поползли
разговоры: конечно, надо из города уходить, пожаров все больше, немцы их не
тушат, им это ни к чему, а мы все так пропадем: или сгорим, или задохнемся
от дыма...


7

Выселение из города немцы установили в несколько этапов. Первыми должны
были оставить свои дома живущие в районе завода Коминтерна, городского
холодильника, стадиона "Динамо", улицы Ленина, вокзала, на том краю, что
раскинулся на буграх и оврагах возле бывшего Девичьего монастыря. А также
жители всех низовых, приречных улиц.
Наша Халютинская и наш дом попадали в эту первую очередь, и в день,
когда на военный городок потянулось шествие народа, - кто с чемоданами, кто
с рюкзаками, кто - положив свой скарб в детские колясочки, - мы с мамой,
взвалив на себя свои мешки с одеждой и продуктами, что у нас еще оставались,
пошли на Верхнюю Стрелецкую к бабушке. Вернее - к бабушкам.
По дороге мы разговаривали, все о том же - как нам их забрать с собою.
Опять ничего не придумывалось, и мама была очень удручена. Все дни до начала
выселения она пыталась разыскать кого-либо из наших городских родственников,
попросить у них помощи. Кто-нибудь, наверное, согласился бы помочь, но ни о
ком из них мы ничего не знали с того дня, как вошли немцы, и никого не
удалось найти, потому что в городе, объятом пожаром, простреливаемом
артиллерией и минами, редко кто оставался на своем обычном месте, все где-то
прятались: по щелям, котельным или, как мы с мамой, в подвалах. Получалось
ужасно обидно и несправедливо: такая большая была когда-то вокруг бабушки
семья, столько вместе с бабушкой Олей вырастили они детей и внуков, и вот
такая беда, такие жуткие дни, так нужны им помощь и поддержка, а бабушки
совсем одиноки, если не считать нас с мамой, которые тоже не могут для них
ничего сделать... Два бабушкиных сына, мамины братья, жили - один в
Ефремове, другой в Борисоглебске; каждый год они навещали бабушек со своими
семьями на праздники, приезжали гостить в свое отпускное время, но в сорок
первом их призвали в армию - и про обоих давно уже ничего не слыхать. Третий
мамин брат, дядя Леня, самый молодой, тридцати лет, не женатый, до войны жил
с бабушками, но его тоже призвали в армию в первый же месяц. Последнее
письмо пришло от него еще весной, откуда-то с юга; там тогда как раз
закипали жаркие бои... Бабушкин дом стоял близко от Кольцовской, окнами на
пожарную часть, которая и теперь находится на этом же месте. Мне всегда
нравилось приходить к бабушке. Во-первых - чтобы посмотреть на пожарников.
Двери их здания почти всегда бывали открыты, внутри виднелись красные,
сияющие медью и никелем автомобили. Иногда один или два автомобиля стояли на
асфальте возле гаража, пожарники мыли их из шлангов, чем-то натирали медные
части, чтобы они сверкали как золото. Мне хотелось, чтобы где-нибудь
загорелся пожар, чтобы у пожарников пробили тревогу и они поехали его
тушить. Однажды я такое видела, это было захватывающее, жуткое и
одновременно эффектное, красивое зрелище: могучий рев могучих моторов,
оглушительный звон медного, сверкающего колокола на переднем автомобиле,
пожарники, стоящие в ряд на подножках своих бешено мчащихся машин: все