"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автораслишком много танков двинули туда немцы. Задонское шоссе им нужно во что бы
то ни стало, по нему прямая дорога на Москву... Приходили и еще более худшие, более мрачные известия. Но, как бы они ни были мрачны, безнадежны, люди, однако, не падали полностью духом, продолжали упорно верить, что наши все-таки осилят, отобьют город и всех освободят. Эта надежда трепетала, как огонек свечи под ветром, то пригасала, то вспыхивала вновь. Она не оборвалась, не загасла даже в тот день, когда на стенах домов появился приказ немецкого коменданта, в котором всем жителям предлагалось с 24 июля по 10 августа покинуть город, выйти из него в направлении на военный городок, а дальше - к Дону и двигаться на Хохол. Там население распределят по близлежащим районам и областям на жительство и работу. Это был первый приказ, еще без угрозы расстрелом за неповиновение, и никто не захотел его исполнять - все из той же надежды, что владычество немцев вот-вот кончится, вернутся наши. Зачем же уходить от своих мест, квартир, вещей! Женщины подняли в нашем подвале громкий гвалт, все будто спорили друг с другом, но все говорили одно и то же: зачем уходить, глупости, это же просто невозможно, малые дети на руках, у иных - по нескольку, да еще преклоннные старики-родители, которые едва двигаются. А есть и совсем недвижимые, полу- и полностью парализованные. Куда с ними уйдешь? Даже до военного городка не дотащишься! - Мамочка, а мы пойдем? - приставала я к матери. - Куда же нам идти, ведь у нас там никого нет, кто же нас приютит? Мама, не отвечая, прижимала меня к себе, целовала в лоб, волосы. А однажды сказала: - Не будь тебя - я бы перешла фронт. Переплыла бы ночью реку - и к - А разве это можно? - Можно. Переплывают. Каждую ночь кто-нибудь переплывает. - Так давай переплывем! - горячо сказала я. - С тобой это невозможно. Ты ведь и плавать не умеешь... Под первым приказом еще не успел просохнуть полностью клей, как рядом появились другие листки, в них было написано то же самое, только добавлялось: неподчинившиеся, самовольно оставшиеся в домах будут считаться партизанами и расстреливаться без сожаления и разбирательства. - Почему же они всех выселяют? - допытывалась я у мамы. - Боятся. Боятся, что в городе запрятались переодетые красноармейцы, которые не успели отступить. Боятся партизан. Что население будет делать какой-нибудь вред. - А они вправду есть - красноармейцы, партизаны? - Я не знаю. Наверное, есть. Ты же видишь, немцы все время ходят по дворам, заглядывают во все уголки. Значит, есть кого им искать. - А мы с тобой можем им что-нибудь сделать? - Мы? Что мы можем - ничего мы с тобой не можем... - хмуро усмехнулась мама. - Давай лучше подумаем, как нам с бабушками быть. Как их увезти. Ведь нашей бабушке семьдесят шесть лет, ходить далеко она не может, а бабушка Оля - еще старей, ей за восемьдесят, к тому же она слепая... Бабушка Оля была дедушкиной сестрой, не родная мне, но тоже бабушка. Она не выходила замуж, не имела детей, всю жизнь прожила в дедушкиной семье, помогала нянчить мою маму и ее братьев. С моей родной бабушкой они всегда были как сестры или две добрые подруги, а с того времени, как бабушка Оля |
|
|