"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

объяты другие, и когда кто-нибудь выражал свою боязнь вслух, с насмешкою над
такими паническими настроениями разубеждал: вовсе они не доисторические
гунны, это преувеличение, немцы народ европейский, культурный, строгого
воспитания. У них все дети с пеленок "гутен морген" и "гутен таг" взрослым
говорят, девочки приседают. А у наших детей почтения к старшим совсем нет, в
них даже это не воспитывают...
У старика с поясного ремня сбегала в маленький карманчик серебряная
часовая цепочка, и тот большеносый, с острым подбородком немец, что убил
Тобика и смотрел в подвал, заметил эту цепочку. Показывая на нее
сотоварищам, он что-то сказал; среди его слов мелькнуло "ур" - часы.
Старик в панаме, следивший за немцами с готовностью в своем дряблом,
исчерченном красными жилочками лице немедленно им услужить, если они явят
какое-либо желание, видимо, решил, что немцы хотят узнать, который час. Он
торопливо вынул часы, нажал на кнопочку, открывая серебряную крышку.
- О, гут, гут! - одобрительно сказал немец, глядя на часы.
Они были старинные, толстые, добрый фунт серебра; такие назывались
"луковицами". Немец протянул волосатую руку с черно-синими ногтями, оторвал
часы от цепочки, подкинул их на ладони, одобрительно взвешивая, и опустил в
широкий карман своего френча.
Немцы внимательно оглядели все, что пеклось и варилось на тлеющих
угольях костра, увидели бутылку с подсолнечным маслом. Один из них ее
понюхал, сморщил нос, поставил бутылку обратно - качество масла не
понравилось. А то бы, вероятно, они ее взяли - так же просто, как часы у
старика.
Немцы повернулись, пошли к воротам, все так же осторожно поглядывая по
сторонам, на соседние заборы, кусты сирени.
Мне страшно хотелось съязвить что-нибудь старику в панаме, но это
сделала одна из женщин из нашего дома - еще даже немцы не вышли из ворот:
- Что ж вы язык свой проглотили? Учили, учили - и молчок? Надо было
"данке" сказать или как там по-ихнему "спасибо" - что они часы у вас
стибрили. Они же культурные - и вы бы культурненько...
Старик в панаме растерянно моргал, у него даже слов не было
отругнуться.
Не один наш дом переселился и проводил дни и ночи в подвале, вообще на
всех улицах жители сидели по щелям, выкопанным в земле, в сарайных погребах
или домовых подвалах, наведываясь в свои квартиры лишь за самым необходимым.
Жизнь стала пещерной, с масляными каганцами, когда наверху день и свет
солнца, с постоянной заботой о воде, как бы подольше растянуть ее запасы,
чтобы не идти на реку под пули. Еще страшнее пуль там мертвецы, лежащие по
всему берегу, раздутые гниением, издающие такой смрад, что достаточно одного
вдоха - и кружится голова, тошнота подкатывает к горлу.
Никто из подвальных обитателей далеко не отлучался, все имели самое
смутное представление о том, что делается в городе, на окраинах, где идут
бои. Однако вести, сменяя друг друга, все время циркулировали по погребам и
подвалам. То, например, как самая сущая правда, разносилось, что наши
подвели подкрепления, выбили немцев из СХИ и Березовой рощи и уже возле
стадиона "Динамо"; вот-вот - и будут в городе. И тут же, повергая всех в
уныние, расходился совсем иной слух - будто немцы полностью заняли уже не
только СХИ, но и отроженские мосты, переправились в Отрожку, а наши держатся
только возле Задонского шоссе, у аэродрома. Но и там, вероятно, не устоят,