"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

- И книжки некуда. Ладно, возьми что-нибудь, самые любимые, две-три, но
не больше...
Самой любимой были путешествия Кука, с картинками, на которых ветер
туго надувал паруса, океанские волны пенились вокруг коралловых рифов с
хохолками кокосовых пальм, плясали разрисованные туземцы с пестрыми перьями
на голове. Но, как нарочно, сколько я ни ворошила свой уголок, я не могла
отыскать эту книгу. Я знала, она где-то здесь, я никогда ее никому не
давала, другие - давала, а эту - не могла, так мне она нравилась и так я ею
дорожила.
Я перебирала книги снова и снова - и никак не могла ее отыскать. И не
могла ничего выбрать взамен, все мои книги были для меня одинаково хороши, и
я не знала, что предпочесть. Тогда я закрыла глаза и взяла наугад, что само
попало в руки, а когда посмотрела, оказалось, в руках у меня "Занимательная
математика" Перельмана, "Гаврош" и "Голубая чашка". Я не стала их менять,
сунула в один из наших мешков. Забегая вперед, скажу, им суждено было
проделать с нами весь наш долгий путь в наших бедствиях и мытарствах. А
когда через полгода мы с мамой вернулись в свой разрушенный город и я пришла
к развалинам нашего дома, среди горелого хлама, наполнявшего его пустую
коробку, я с великим удивлением увидела несколько обгорелых страниц своей
книги о Куке. Я подняла их с чувством, будто это не просто остатки моей
детской книжки, а так, будто это само мое опаленное военным пожаром
детство...
Два мешка сразу были громоздки и тяжелы для меня, я притащила их в
госпиталь взмокшая, задыхаясь, - и тут взорвали Чернавский мост. Взрыв был
такой силы, что в госпитале вылетели стекла, хотя до моста было с километр.
Когда сказали, что это подорвали Чернавский, мама вся сникла, руки у
нее опустились.
- Теперь мы все погибли! - сказала она.
А один раненый, не стриженый, как все рядовые бойцы, а с волосами,
значит, командир, сказал:
- Это не могли сделать наши, это фашистская диверсия!
Но это сделали наши. Не знаю, что случилось с подрывниками, которые
дежурили возле моста, или им что-то показалось, или у них сдали нервы, но
мост они взорвали раньше времени, когда еще немцев не было близко, и этим
отрезали путь отхода с нагорной стороны сотням армейских автомашин, военным
обозам, фургонам военных госпиталей, тысячам беженцев из сельских районов,
тысячам горожан, хотевшим уйти на восток. Это стало трагедией, которую
трудно передать. Умевшие держаться на воде, бросая все, что несли, пускались
через реку вплавь, но большинство скопившихся у реки сделать это не могли,
особенно раненые солдаты, - преждевременный взрыв моста отдал их в немецкий
плен...
Подошла ночь. Но мама и в эту ночь не покинула госпиталя. Раненых
осталось еще много, две большие палаты, все они были тяжелые, кто метался в
жару, кто просил пить, кто скрипел зубами от боли, а сестер и санитарок не
хватало, почти все они уехали с ранеными в поезде. Мама, не присаживаясь,
ходила от одной койки к другой, сама давала пить, успокаивала, поправляла
подушки, повязки.
Среди ночи здание мелко задрожало от тяжкого гула снаружи. Одна из
санитарок прибежала снизу, глаза у нее были совсем круглыми, собой она почти
не владела, крикнула на весь госпиталь не своим голосом, что это - немецкие