"Юрий Гончаров. Большой марш: Рассказы" - читать интересную книгу автора

лицом. Но он знал, я, конечно, горько заплачу и больше не усну, во мне
останется долгая боль. И он меня пощадил. Пересилил свое желание, сдержал
свою любовь. Он всегда так поступал - чтоб лучше для нас с мамой. Даже если
ему самому от этого было хуже, он чем-то жертвовал.
Но в этот раз он не должен был меня оберегать, он должен был забыть про
это. Пусть были бы мои слезы и плач, а руки мои сами цеплялись бы за его
шею, но я бы еще раз прижалась к отцу, во мне остались бы еще какие-то
минуты с ним, самые, может быть, памятные, потому что - последние.
Я все равно стала громко плакать - от горького чувства, что папа не
подарил мне этих минут и ушел без прощания со мной. Мама меня утешала: мы
еще сумеем его проводить и по-настоящему с ним попрощаться, на вокзале,
когда будут отправлять эшелон.
В полдень мы пошли на сборный пункт узнать, когда состоится отправка.
По дороге нам повезло: по промтоварным талонам давали папиросы "Красная
звезда", почти без очереди нам удалось получить пять пачек, и мы понесли эти
папиросы, радуясь, что для папы у нас есть подарок, который обрадует и его.
Но папу на сборном пункте мы уже не нашли. Там была страшная толчея.
Мама у всех спрашивала, одни говорили одно, другие - другое. Наконец мама
узнала, что папа с командой уже на вокзале. Мы кинулись туда. Встретились
какие-то знакомые, они сказали, что папина команда уже уехала. Я заревела.
На вокзале толклось много мобилизованных, ждущих отправки, с ними стояли их
матери, жены; мужчины, прощаясь, держали на руках детей. Я не могла
смириться, что не увижу папу, и не хотела уходить. Я уверяла маму, что нам
сказали неверно, папа не уехал, он где-то здесь, среди этих толпящихся
людей, и со слезами просила - давай еще поищем. И мы снова и снова ходили по
перрону, из зала в зал большого вокзального здания, воняющего хлоркой,
дегтем красноармейских сапог. Раз десять я вскрикивала, принимая чужих людей
за папу, но папы нигде не было...


3

Первая военная зима действительно была на редкость морозной, обильной
буранами и очень помогла нашим солдатам на фронте. Не ожидавшие таких
холодов немцы померзли тысячами, коченелые их трупы густо чернели в снегах
Подмосковья. Газеты печатали эти снимки, и люди вздыхали облегченно: еще
меньше стало врагов, от Москвы их уже гонят и, может быть, скоро погонят и
отовсюду, на всех фронтах.
Жизнь в городе шла нормальным порядком; народу после осенней эвакуации
стало заметно меньше, но все оставшиеся предприятия работали, ВОГРЭС без
перерывов давал электричество, действовал водопровод. Ходили трамваи,
выпекался хлеб, по карточкам выдавали все, какие положено, продукты и
товары, даже хозяйственное мыло, которое стало большим дефицитом. В школе
нашей разместился штаб фронта во главе с маршалом Тимошенко. Квартиру ему
отвели в доме напротив. Иногда по утрам жители улицы могли видеть, как он
посреди двора в белой нижней рубашке, блестя лысой глянцевой головой,
умывается снегом, а потом идет пешком в штаб в сопровождении двух
адъютантов, - высокий, прямой, в длинной шинели, сизой барашковой папахе.
Я ходила в другую школу, в конец улицы Сакко и Ванцетти, у Девиченского
рынка. В ней собрались ученики пяти или шести городских школ, потому что и