"Юрий Гончаров. Последняя жатва" - читать интересную книгу автора

тело... Тридцать лет, как пришел он с войны и сразу - в МТС, не знал он
отпуска, передышки. Такое уж дело сельского механизатора - не отпускает от
себя человека. Разные виды работ идут чередой, едва успел сладить с одним -
тут же берись за другое, - перекурить некогда. Зима для многих в колхозе,
особенно кто не при фермах, спокойное время, вдоволь можно наотдыхаться и
нагуляться. А у механизаторов и зимой напряжение изо дня в день: ремонт
машин, техники. Не наладишь ее как следует - сам же намучаешься после в
поле... Сколько он вспахал на своем тракторе земли, сколько засеял, сколько
покружил по полям на комбайне, сколько накошенного, намолоченного там хлеба
пошло из его бункеров на государственные зернопункты, а потом - дальше, в
города всей страны и неизвестным ему людям! Он стал считать, ради интереса,
примерно, - гектары, тонны. Выходило много, так много, что это было даже
неправдоподобно для одного человека. Но это действительно было так: чуть ли
не полпланеты обработанной им земли, заоблачные горы хлеба, рожденные силою
тех машин, которыми он управлял, силою двух его жилистых, в мозолях и
заживших ссадинах рук...
На третий или на четвертый день пребывания Петра Васильевича в
больнице, в понедельник, в свой выходной, приехала проведать его Люба.
Петр Васильевич сидел в парке, в конце его, на теплом, источенном
короедами пёнушке, и вдруг увидел - от больничного корпуса по аллее
торопливо идет, спешит Люба - в сером своем некаждодневном шерстяном
костюмчике, с тяжелой сумкой в руке, в которой собраны для него гостинцы.
Должно быть, она сначала искала его в палате, а нянечка или кто-нибудь из
больных указали ей на парк.
Щекочущая влага омыла, затуманила на миг Петру Васильевичу глаза -
такое чувство любви и благодарности к дочери, радости, что она приехала,
наполнило его, когда он увидел Любу, торопящуюся к нему чуть не бегом и уже
издали всматривающуюся в него с тем беспокойством и особой пытливостью, с
какими навещающие своих близких в больнице смотрят в их лица, еще до слов,
до вопросов и ответов стараясь угадать размеры случившейся беды, прочитать
то, что не скажут, а, может быть, даже будут пытаться утаить последующие
слова.
И еще что-то - как глухая боль или горечь - коснулось сердца Петра
Васильевича, тесно сжало его - оттого, что так же остро, как наполнившую его
любовь, радость, почувствовал он, что теперь, после смерти жены его
Анастасии Максимовны, больше никого у него нет из близких, только Люба - вот
эта маленькая, худенькая, торопящаяся к нему женщина, его дочь...
Она была у Петра Васильевича не единственной, был у него еще сын,
Михаил, родившийся первым, в год окончания войны. Но сын давно оторвался от
дома, от отца с матерью, от деревни. Неполных пятнадцати лет, из седьмого
класса школы, уехал по набору в город, в техническое училище, и больше не
вернулся под семейный кров. После училища его назначили в Ленинград, на
судостроительный завод. Там он быстро женился и давно уже жил
самостоятельно, своим домом, своей семьей. Родные края его не тянули - за
все время он приезжал два раза, и то ненадолго. Один раз - вскоре после
женитьбы, жену показать. Другой раз - проездом в Крым, в санаторий. Даже на
похороны матери не приехал, прислал только телеграмму: "Обстоятельства не
позволяют... скорблю..." и тридцать рублей - на венок...
Петр Васильевич даже про себя не корил, не осуждал Михаила. Это было в
порядке вещей, у многих дети поступали так: уезжали, налаживали свою жизнь,