"Олесь Гончар. Твоя заря" - читать интересную книгу автора

отмеривают размеренно и бездушно чью-то судьбу. Как раз, может, судьбу тех
очумевших молодых и пожилых людей, которые, стоя перед автоматами, не
замечая никого и ничего, забыли здесь обо всем на свете и вслушиваются
только в это властное, однообразное, способное довести до одури
металлическое постукивание автоматов. Когда однажды мы на минутку зашли с
Заболотным в такой зал, неисчислимый стук пачинко меня просто ошеломил,
грохот стоял, как в огромном ткацком цехе, в перестуках электронных
устройств было нечто шаманское, наркотизирующее. Вот мучительно
напряженный юноша стоит перед одноруким гангстером, чем-то невидимым
прикованный к нему, стоит человек, как будто навсегда порабощенный
роботом, этим созданием собственного ума, и так допоздна выстаивают
миллионы людей.
в немом ожидании, пребывая точно в трансе. После всех своих
разочарований какой-нибудь бедолага несет сюда, может, последние надежды,
что безучастно постукивающий робот рано или поздно проявит милосердие и
поможет ему в этой слепой бесконечной игре с собственной судьбой.
Заболотный в те дни рассказывал об одном из своих японских приятелей,
точнее, о ог.о сыне, которого пачинко довели даже до нервного заболевания,
потому что отдавался парень игре безрассудно, до отупения, до головных
болей, после чего и ночью покоя не знал от галлюцинаций, от невыносимого
мельтешений в глазах блестящих металлических шариков.
- Можно посочувствовать японцам,- говорит Заболотный,- нашествие
роботов на их острова - это же одно из проклятий века... И у наших вот
спутников тоже, видимо, осталась оскомина от пачинко...
Похоже, что некоторые из парижан и вправду сейчас облегченно вздохнули
наконец после своих сомнительных токийских развлечений, да и может ли
иначе чувствовать себя человек, который, вырвавшись из железных объятий
робота, внезапно очутился в чистых сияниях поднебесья?
Земные страсти отошли, губительные соблазны остались где-то там,
никакому роботу оттуда вас не достать, не загипнотизировать стукотней,
отныне вы становитесь недостижимы, ибо нет здесь никакого движения, кроме
движения этого великолепного лайнера, а планета, прекрасная и несчастная
ваша планета, все дальше и дальше отплывающая от вас, поглощаемая
безвестностью, она тоже постепенно утрачивает вас, и силу свою теряет над
вами, сама уменьшаясь в вашем представлении едва ли не до размеров
игрального шарика пачинко.
Летим, летим. Сияние из иллюминаторов падает на лица людей, все они
безмятежны, уже ничем не порабощены, не раздражены, от всех земных забот
свободны - и от стукотни пачинко, и от свиста автострад, от задымленных
мегаполисов с их вечными смогами, где истощенные кислородным голоданием
горожане вынуждены прибегать к установленным на перекрестках аппаратам, из
которых можно добыть за несколько иен глоток насыщенного кислородом
воздуха...
Но это там, на земле. А здесь мы уже словно неподвластны никаким, даже
гравитационным силам, никаким дотеперешним неприятностям, все земные путы
разорваны, улетаем с планеты, улетаем как будто навсегда!
Мнимые снега, белеющие за иллюминатором, напомнили Заболотной
заснеженные просторы ее родных степей.
- Помнишь,- обращается она к мужу,- какие у нас там метели бывали!..
Целую ночь воет, метет, крутит, а к утру - глядь! - улеглось... Солнце