"Иван Александрович Гончаров. Публицистика (ППС том 1)" - читать интересную книгу автора

- Как же! у него самого, да он всегда глухо отвечает, с неудовольствием
отворотится и проворчит сквозь зубы: "Так, болезнь!" Впрочем, экономка
Зуровых, Анна Петровна, моя добрая приятельница, сказывала мне под секретом,
что будто он, живучи в Оренбургском краю, частенько ездил в степи и влюбился
там в какую-то калмычку или татарку, кто его знает! Видишь, он какой! от
него слова путного не добьешься; попробуй-ка спросить его когда-нибудь: "Что
вы, Иван Степаныч, обедали сегодня? какие кушанья?" - ни за что не скажет:
пренеоткровенный! Итак, Анна Петровна утверждает, что он даже жил в улусах
кочующих племен и прижил там двоих детей, которых девал неизвестно куда. Ну,
что мудреного,


39

если он среди степей приобрел это расположение к полям? а что оно
приманчиво, так это не чудо: азиатские колдуньи всегда были мудренее
европейских. Читал ли ты, что пишут про арабских волхвов? чудеса! Может
быть, калмычка из ревности заворожила его. Зайди-ка к нему вечерком
когда-нибудь: проклятые-то так и смотрят ему в глаза!
- Кто проклятые?
- А котята-то! двое всегда за пазухой, двое на столе, да двое на
постели; а днем все пропадают. Что ни говори, а тут не просто!
- И тебе не стыдно верить таким пустякам?
- Я не верю, а только пересказываю предположения Анны Петровны.
- До сих пор, однако же, не успел сказать мне, почему ты не заразился
сам и есть ли какое средство к спасению?
- Постоянного нет; всякий должен сам придумать. Меня предостерег
покойный полковник Трухин, который также не был подвержен "лихой болести".
Он был малый не промах, и как скоро Вереницын стал его заговаривать, тот,
чувствуя в себе что-то необыкновенное, употребил все силы, чтобы
исторгнуться из беды. К счастию, он вспомнил какое-то стихотворение, которое
нагоняло всегда тоску на Вереницына. Полковник и давай декламировать: тот
упал в обморок, а он спасся. С тех пор Вереницын больше не покушался
погубить его, хотя он вообще усердно хлопочет об этом и, как
демон-искуситель, вкрадывается в душу, усыпляет, доводит до
бесчувственности, а там уж и поразит своею чарою, - не знаю, съесть ли,
выпить ли что даст... Ну вот когда он расположился опутать меня адовыми
сетями, я стал придумывать, как бы сразить его чем-нибудь необыкновенным,
что особенно предписывал мне Трухин. Я думал, думал, думал и наконец -
угадай, чем поразил?
- Не знаю, - отвечал я.
- Ты помнишь мой голос?
- Твой голос? что, бишь, это такое?..
- Ну, неужели не помнишь? Вот, постой, я спою. Он вытянул губы, надул
щеки и хотел уж огласить храмину нечестивыми звуками, но мне вдруг
припомнился этот скрып немазаных колес: у меня от воспоминания затрещало в
ушах, я замахал руками и благим матом закричал:

40