"Иван Гончаров. Письма (1842-1851) " - читать интересную книгу автора

описывать. У нас ужасная скука; с институтом кончено, любви нет; место ее
заменил преферанс. Я ни в кого не влюблен и занимаюсь сельским хозяйством.
Впрочем, буду писать подробно в следующем письме.
Валериан.
пепиньерки стали не те; живут в затворничестве. Вы мне там подгадили
раз, и я после Вас подгадил Вам зело - да все пошло к черту. Прощайте,
прощайте.
Если не узнаете меня по почерку, то подписуюсь:
Гончаров, иначе принц де Лень.
Любезный друг Apollo, я приписываю тебе потому, что нечего писать и
описывать. У нас ужасная скука; с институтом кончено, любви нет; место ее
заменил преферанс. Я ни в кого не влюблен и занимаюсь сельским хозяйством.
Впрочем, буду писать подробно в следующем письме.
Валериан.

1843

A. H. МАЙКОВУ

2 марта 1843. Петербург
2 марта.
Несколько дней тому назад Владимир Андреевич получил Ваше письмо,
любезный Аполлон Николаевич, и как это было в департаменте, то он дал его
прочесть и мне. С жадностию читал я Ваши и папенькины строки. Ваши беглые
замечания, краткие известия о чужих местах и людях, наконец, о самих себе до
крайности любопытны. Может быть, такие письма неудобно бы было напечатать,
потому что они писаны без всяких литературных затей и претензий, но зато они
трепещут частною, мелкою занимательностию, драгоценною для Вашей семьи и
друзей. Ватикан, Колизей, рафаэлева Мадонна и потом, среди всего этого вы с
Николаем Аполлоновичем, да русский купец из Флоренции с гречневой крупой -
все это составляет прелюбопытную смесь, нечто вроде итальянских макарон с
русской кашей. Но зато что за отрада читать это, и с каким нетерпением
ожидаешь приезда Николая Аполлоновича! Вероятно, он, по своему обещанию,
теперь уже в пути - оттого я и не обращаюсь к нему. Я не думаю, чтобы
кто-нибудь вернее его мог передать все виденное и слышанное: так он зорок и
наблюдателен. Послушаем, послушаем! А теперь скажу несколько слов о
присланных Вами стихах, хотя Вы и не требовали моего мнения, но - старая
привычка! Притом же, прочитавши Ваше письмо, я пошел к Евгении Петровне, и
мы опять вместе прочли стихи - и тут же учинили им разбор в нескольких
словах, которые она просила записать и отослать к Вам, что и исполняю.
Все три стихотворения очень хороши, как и все то (так у нас пишут в
официальных рецензиях в газетах), что выходит из-под Вашего пера. Но между
ними, однако ж, есть большая разница как в достоинстве изображения, так и
исполнения. Первое стихотвор"ение· "Колизей" мне показалось слабее прочих.
Эта развалина перед глазами Вашими, освещенная месяцем, под итальянским
небом, с роем исторических воспоминаний, должна бы была, кажется, внушить
что-нибудь полнее, глубже, отчетистее - нежели то, что Вы написали. Пестрый
тигр, рыкающий лев одни - еще не характеризуют Колизея. Это можно назвать
почти общим местом в подобном предмете. Люди тут главное - их чувства, их
взгляд на это, их восторги при виде зрелища, вот что. На них у Вас обращено