"Витольд Гомбрович. Фердидурка " - читать интересную книгу автора

Правда, он не из тех "уютных" литераторов, которых можно любить или не
любить. Он - из тех, кого надо либо безоговорочно принимать, либо отвергать
с порога. Потому что Гомбрович не цацкается с читателем, не подделывается
под него, он не просто стремится рассказать ему всю правду о нем же самом,
но настойчиво, даже бесцеремонно навязывает ему эту свою правду - а она по
большей части представляется писателю довольно неприглядной. К тому же он
пытается разрешить, собственно, неразрешимую проблему: как живется человеку
в мире современной ему культуры, или, если хотите, цивилизации. По
Гомбровичу, живется человеку не сладко, как в осажденной крепости, ибо,
считал он, есть что-то такое в сознании современного человека, будто оно и
само для себя ловушка.
Он умер в 1969 году, тридцать с лишним лет назад, но книги его еще
отнюдь не стали лишь достоянием истории литературы. Они продолжают вызывать
споры критиков и будоражить умы читателей. После смерти пана Витольда о нем
куда больше говорят и пишут, чем его читают. И гора толкований,
истолкований, осмыслений и переосмыслений созданного им продолжает расти. А
между тем, писать о Гомбровиче, по-моему, дело не просто неблагодарное, но и
совершенно безнадежное. Уже по тому одному, что он не укладывается в
прокрустово ложе так называемой науки о литературе, всех этих правил,
канонов и запретов, придуманных, как саркастически выразился сам писатель,
многочисленными тетушками от мировой культуры с их "все усредняющей и
отнимающей у жизни всякую жизнь" ментальностью. Я не собираюсь прибавлять к
этой горе гомбровичеведеиия ни камешка. Но, провожая в свет первое у нас в
стране книжное издание Фердидурки, надо, мне кажется, сказать хотя бы
несколько слов о человеке и литераторе, имя которого большинству наших
читателей пока все еще, пожалуй, не говорит почти ничего. А между тем это
один из крупнейших писателей XX столетия.
Увы, сегодня подобный казус вряд ли кого-нибудь очень уж удивит. Ведь в
последние годы мы обнаружили в собственном прошлом, обнаруживаем в
настоящем, обнаруживаем в мире вокруг нас столько пресловутых "белых пятен",
что порой кажется, будто мы пробудились вдруг на одиноком острове в
безбрежном белом океане, и принялись отчаянно, нередко беспорядочно
приращивать себе земли, постигать то, что другими уже постигнуто, освоено,
присвоено.
Дело это необходимое, но тяжкое неимоверно. Ибо время упущено, и то,
что могло (и должно было) при нормальном порядке вещей стать частью нашей
собственной духовной культуры давно, нам еще только предстоит "переварить"
как нечто едва явившееся на свет. А вокруг совсем иной мир, иные берега,
иные вкусы...
Сто лет назад, на пороге уходящего, XX века, польский прозаик и критик
Кароль Ижиковский написал роман Paluba (на русский слово это перевести
непросто - то ли крытый экипаж, то ли нечто бесформенное, безобразная
женщина, бабища, уродина, то ли колода-манекен, которую портные используют в
своих мастерских), в нем он вскользь высказал довольно странное для своего
времени суждение: человеку вечно что-то мешает попасть в такт жизни другого
человека, а потому, мол, не следует принимать в расчет мнения о себе других
людей, но надо жить, принимая в расчет, что такое мнение о тебе существует.
Мне кажется, что схожая мысль стала генеральной идеей, а может, и отправной
точкой и жизни, и творчества Витольда Гомбровича, который не столько не мог,
сколько не хотел попадать в такт устоявшейся, общепринятой, если так можно