"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

прислало с ним некоторые припасы, могущие предохранить нас от цынготной
болезни, в здешней стороне весьма обыкновенной и опасной. Припасы сии
состояли в двух штофах лимонного соку, в нескольких десятках лимонов и
апельсинов и в небольшом количестве какой-то сушеной травы, имеющей весьма
приятный запах, которую советовали нам японцы понемногу класть в похлебку.
Сверх того, губернатор тогда же прислал нам от себя фунта три или четыре
сахарного песку и ящичек вареного в сахаре красного стручкового перцу, до
которого японцы большие охотники.
Но все эти гостинцы, как мы скоро приметили, клонились к тому, чтобы
нас, так сказать, задобрить и понудить, не отговариваясь, учить японского
землемера нашему способу описывать берега и делать астрономические
наблюдения. На сей конец он не замедлил принести к нам свои инструменты, как
то: медный секстан английской работы, астролябию с компасом, чертежный
инструмент и ртуть для искусственного горизонта, и просил нас показать ему,
как европейцы употребляют сии вещи.
Он стал ходить к нам всякий день и был у нас почти с утра до вечера,
рассказывая о своих путешествиях и показывая планы и рисунки описанных им
земель, которые видеть для нас было весьма любопытно. Между японцами он
считался великим путешественником; они слушали его всегда с большим
вниманием и удивлялись, как мог он предпринимать такие дальние путешествия,
ибо ему удалось быть на всех Курильских островах до семнадцатого, на
Сахалине, и он достигал даже до Маньчжурской земли и до реки Амура.
Тщеславие его было так велико, что он беспрестанно рассказывал о своих
подвигах и трудностях, им понесенных, для лучшего объяснения коих показывал
дорожные свои сковородки, на которых готовил кушанье, и тут же у нас на
очаге всякий день что-нибудь варил или жарил, сам ел и нас потчевал. Также
имел он кубик для гнания водки из сарачинского пшена, который беспрестанно у
него стоял на очаге; выгнанную же из него водку пил он сам и нас потчевал,
что матросам нашим весьма нравилось.
Он умел брать секстаном высоту солнца на естественном горизонте, как по
полуденной высоте сыскать широту места, для чего употреблял таблицы
склонения солнца и всех входящих тут поправок, переведенные на японский
язык, по словам его, с голландской книги.
Не имея у себя наших таблиц, мы не могли узнать, довольно ли их таблицы
верны; но кажется, что они взяты из какой-нибудь старинной голландской
книги.
Мамия-Ринзо сообщил многие весьма любопытные сведения, которые нашему
правительству не бесполезно знать, и тем более, что они заслуживают
вероятие, ибо прежде сего мы то же самое слышали от других японцев. Я буду
иметь случай упомянуть о них в другом месте.
В самом почти начале нашего знакомства с сим геодезистом мы узнали, что
он известен между японцами не только как человек ученый, но и славится как
отличный воин. При нападении на них Хвостова он был на острове Итурупе, где
с прочими своими товарищами также дал тягу в горы, но, к счастию его,
русская пуля попала ему в мягкое место задней части; однакож он не упал и
ушел благополучно, за что награжден чином и теперь получает пенсию.
Иногда он перед нами храбрился и говорил, что после набегов Хвостова
японцы хотели послать в Охотск три судна, с тем, чтоб разорить это место до
основания. Мы смеялись и шутили над ним, говоря: "Крайне жалеем, что японцы
не могут найти туда дороги; иначе не худо было бы, если бы они послали не