"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

до Татарского берега. В сумерки мы стали готовиться самым скрытным образом,
чтобы караульные не могли заметить. Но по наступлении ночи облака стали
прочищаться, показались звезды, а вскоре потом приметили мы, что ветер
переменился и стал дуть с западной стороны. По сей причине мы нашлись
принужденными отложить предприятие свое до другого времени.
Дня через два после того опять подул благоприятный для нас ветер и с
такой погодой, какой лучше нельзя было желать; но когда я и Хлебников
сказали, что в следующую ночь, с помощию божией, мы должны приступить к
делу, к крайнему нашему удивлению и горести, Мур отвечал, что нам ни
советовать, ни отговаривать не хочет. Что же касается до него, то он нам не
товарищ, приняв твердое намерение ожидать своей участи в заточении, что бы с
ним ни случилось. Сам же собою никогда ни на что для освобождения своего не
покусится.
Мы старались было его уговаривать и просили, ради бога, основательно
раздумать, что он делает, но представления наши были недействительны: он нам
отвечал с сердцем и колко, что он не ребенок и знает весьма хорошо, что ему
делать; впрочем, он нам нимало не мешает; мы можем, буде хотим, уйти без
него и одни, а в заключение просил нас более не упоминать ему об этом, ибо,
что бы мы ни говорили, все наши доводы и убеждения будут бесполезны и он нас
слушать не станет.
С сей минуты Мур совершенно переменил свое поведение в отношении к нам:
стал нас избегать, никогда ни о чем с нами не говорил, на вопросы каши
отвечал коротко и часто даже с грубостью; но к японцам сделался крайне
почтителен, начал перенимать все их обычаи и с чиновниками их не так уже
говорил, как прежде того делывали мы все, соблюдая наши европейские
обыкновения и сохраняя свое достоинство, но как будто они были его
начальники, и часто, даже к удивлению и смеху самих японцев, оказывал им
почтение по их обряду.
Не зная, что нам в таком положении делать, я было предложил взять с
Мура честное слово или клятву, что он допустит нас уйти и до самого утра не
откроет караульным, а нам со своей стороны оставить письмо к губернатору
такого же содержания, какое хотели мы написать об Алексее, и обязаться, если
нас поймают, сказать, что Мур не был участником в нашем предприятии и ничего
о нем не знал.
Но матросы все в один голос были противного мнения, утверждая, что в
этом случае на обещание Мура никак положиться нельзя; я принужден был
согласиться с ними, что в таком важном деле вверить себя ему опасно, а как
переводчики нас уверяли, что по наступлении теплых дней будут нам позволять
ходить по городу под присмотром небольшого числа японцев, то мы решились
подождать, не будут ли нас водить иногда за город и не представится ли
случай силой отбиться у японцев. Тогда уже нечего нам будет опасаться Мура,
а чтобы он заблаговременно не открыл им нашего прежнего намерения,
согласились притвориться перед ним, что, следуя ему, мы также оставили
всякую мысль об уходе и решились ждать конца своей участи в плену,
предавшись во всем на волю божию. Но он нам не верил и нимало не переменял
своего обхождения.
Между тем явилось к нам новое лицо: это был присланный из японской
столицы землемер-астроном, по имени Мамия-Ринзо. В первый раз он пришел к
нам с нашими переводчиками, которые сказали, что он приехал недавно из Эдо.
Правительство их, по совету врачей, знающих европейские способы лечения,