"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

притворяясь пьяными, мало-помалу все вышли. Тогда двери вдруг затворились, а
открылись дыры в потолке и стенах, сквозь которые копьями всех гостей
перебили, отрубили им головы, посолили и в кадках отправили в столицу, как
трофей, показывающие победу.
Что же мы должны были чувствовать, находясь у того самого народа,
который мог сделать такое ужасное вероломство и варварство? Бедный Алексей,
рассказав нам это, извинялся, что не сказывал прежде, для того чтоб не
заставить нас печалиться, и что у него есть еще в памяти о японцах много
кой-чего тому подобного, но он не хочет уже про то рассказывать, приметив,
что и от первой повести мы сделались невеселы.
Между тем наступил и февраль, японский новый год, но о доме никто не
упоминал. Мы думали, что японцы слишком запраздновались и им уже не до нас,
почему и заключили, что в половине месяца {*66} мы можем надеяться получить
обещанную милость. Но ожидание наше не сбылось, а напротив того, мы находили
себя в худшем положении перед прежним: в пищу нам стали давать одно пшено и
по кусочку соленой рыбы.
Вместо перемещения в дом губернатор сделал нам два одолжения: позволил
брать по две или по три из наших книг для чтения и велел, по требованию
нашему, давать нам бритвы, если мы пожелаем бриться. Бороды у нас были уже
довольно велики; сначала они делали нам некоторое беспокойство, но теперь,
привыкнув к ним, я и Хлебников не хотели пользоваться таким снисхождением
японцев, и более потому, что бриться надлежало в присутствии чиновника и
нескольких человек караульных, которые строго наблюдали, чтобы кто-нибудь из
нас не вздумал зарезаться бритвой.
Наконец, уже и переводчики не стали таить от нас, что дело наше в
столице идет не очень хорошо.
Советуясь между собою о нашем положении, мы все были согласны, что нет
никакой надежды получить освобождение от японцев; оставалось одно только
средство - уйти.
На такое отчаянное предприятие Мур и двое из матросов {*67} никак
согласиться не хотели. Я и Хлебников употребляли все способы склонить их на
это покушение; мы представляли и доказывали им возможность уйти из тюрьмы и
у берега завладеть судном, а там пуститься, смотря по обстоятельствам, к
Камчатке или к Татарскому берегу, как бог даст. Говорили, что гораздо лучше
погибнуть в море, на той стихии, которой мы посвятили всю жизнь свою и где
ежегодно погибает множество наших собратий, нежели вечно томиться в неволе и
умереть в тюрьме. Впрочем, предприятие это хотя весьма опасно, но не вовсе
было отчаянно или невозможно. Японские суда неоднократно одним волнением и
ветрами были приносимы к нашим берегам, а если мы будем править к ним, то
достигнем их скорее.
Но все наши представления и доводы были напрасны: Мур оставался
непреклонен, а следуя ему, и сказанные два матроса не соглашались. Однакож в
надежде когда-нибудь убедить их к принятию нашего плана мы стали заготовлять
съестные припасы, оставляя каждый раз, когда нам приносили есть, по
нескольку каши таким образом, что караульные и работники не приметили; ночью
потихоньку сушили мы ее и прятали в маленькие мешочки.
Между тем наступала весна. Дни стали гораздо длиннее и настала теплая
погода. Посему в начале марта губернатор приказал нас выпускать иногда на
двор прохаживаться. Четвертого же числа сего месяца Теске открыл нам
обстоятельство великой важности: он сказал, что Хвостов при первом своем