"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

принадлежат эти вещи. Наконец, они нам объявили, что шлюп наш перед отходом
своим из Кунасири свез все вещи на берег и оставил. Тогда я совершенно
успокоился.
После сего японцы, записав, что из присланных вещей принадлежало мне,
пошли о том же спрашивать других моих товарищей. Посылки состояли в
некотором нашем платье, белье и обуви, которые преемник мой по команде
Рикорд за нужное почел прислать к нам. Это впоследствии послужило для нас к
большой пользе, хотя в сем случае японцы нам не дали ничего из присланных
вещей.
Этот день памятен для меня по двум обстоятельствам: во-первых, по
беспокойству, причиненному мне присланными вещами, а во-вторых, что, за
неимением бумаги, чернил или другого, чем бы я мог записывать случившиеся с
нами примечательные происшествия, вздумал я вести свой журнал узелками на
нитках. Для каждого дня, с прибытия нашего в Хакодате, завязывал я по
узелку: если в какой день случилось какое-либо приятное для нас приключение,
ввязывал я белую нитку из маншет, для горестного же происшествия черную
шелковинку из шейного платка; а если случилось что-нибудь достойное
примечания, но такое, которое ни обрадовать, ни опечалить нас не могло, то
ввязывал я зеленую шелковинку из подкладки моего мундира; таким образом, по
временам перебирая узелки и приводя себе на память означенные ими
происшествия, я не мог позабыть, когда что случилось с нами.
Между тем Муру сказали за тайну караульные наши, что нам недолго жить в
Хакодате, но мы им не верили, ибо имели многие признаки, что мы помещены
здесь на немалое время. Во-первых, дали нам новые тяжелые на вате халаты,
которые японцы употребляют для спанья вместо одеяла и редко берут с собою в
дорогу; а во-вторых, около стены нашей тюрьмы в двух разных местах
построили, через несколько дней по прибытии нашем, караульные дома и во
внутреннем расположении сделали вновь некоторые перемены.
Поутру 28 августа повели нас во второй раз к градоначальнику. Заняв
свое место, вынул он из-за пазухи тетрадь, всю исписанную, и положил перед
собою. Потом, назвав каждого из нас, смотря в тетрадь, по фамилии, велел
переводчику сказать нам, что ответы наши на прежде сделанные вопросы были
отправлены к мацмайскому губернатору {*39}, от которого теперь получено
повеление исследовать наше дело самым подробным образом, и потому на
вопросы, которые нам станут они делать, мы должны отвечать справедливо и
обстоятельно, ничего не утаивая и не переменяя, что знаем.
Главные предметы, о коих они нас спрашивали, были следующие:
"Куда Резанов поехал из Японии?"
"Каким путем он возвращался в Россию?"
"Когда прибыл в Петербург?"
"Кто дал повеление двум русским судам напасть на японские берега?"
"По какой причине они нападали?"
"Зачем сожгли селения, суда и вещи, которых с собою увезти не могли?"

"Что сделалось с японцами, увезенными на русских судах?"
"Каким образом употреблены в России увезенное японское оружие и другие
вещи?"
В ответ на эти вопросы мы описали японцам возвратный путь Резанова в
Камчатку, плавание его к американским компанейским селениям {33}, в
Калифорнию и возвращение в Охотск и прибавили, что, не доехав до Петербурга,