"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

короткое время, по очереди, на вьючных лошадей.
Во все время путешествия нашего японцы наблюдали один порядок: в дорогу
сбираться начинали они до рассвета, завтракали, нас кормили завтраком и
отправляли в путь, часто останавливались по селениям отдыхать, пить чай и
курить табак, а в половине дня обедать. Через час после обеда опять шли
далее и часа за два до захождения солнца останавливались ночевать, и почти
всегда в таком селении, где была военная команда. Такие места обыкновенно
были, на случай нашего прихода, завешиваемы полосатой бумажной материей.
Отводили для нас всегда очень хороший дом {*18} и помещали в одной комнате,
но к скобам привязывать не упускали. Приходя на ночлег, всякий раз приводили
нас к дому начальника и сажали на скамейку, покрытую рогожами. Начальник
выходил и смотрел нас; тогда отводили нас в назначенный нам дом и на крыльце
разували и мыли нам ноги теплой водой с солью; потом вводили уже в нашу
комнату.
Кормили по три раза в день: поутру перед вступлением в дорогу, в
полдень и вечером на ночлеге; в кушанье, как при завтраке, так обеде и
ужине, не было большой разности. Обыкновенные блюда были: вместо хлеба
сарачинская каша, вместо соли кусочка два соленой редьки, похлебка из
редьки, а иногда из какой-нибудь дикой зелени, или лапша, и кусок жареной
или вареной рыбы. Иногда грибы в супе; раза два или три давали по яйцу,
круто сваренному. Впрочем, порции не назначалось, а всякий ел, сколько
хотел. Обыкновенное питье наше было очень дурной чай без сахару; изредка
давали саке. Конвойные наши ели точно то. же, что и мы, надобно думать, на
казенный счет, потому что старший из них на каждом постое с хозяином
расплачивался за всех.
19-го числа просили мы своих стражей, чтоб они на несколько минут
развязали нам руки - поправить тряпицы, на которых засохшая кровь и гной при
малейшем движении трением по ранам причиняли нам чрезвычайную боль.
Вследствие нашей просьбы они тотчас сели вокруг и составили совет {*19}{22}.
Решено было удовлетворить нас, с тем, однакож, условием, чтоб прежде им нас
обыскать и отобрать все металлические вещи; на требование их мы охотно
согласились, а они, обыскивая нас, взяли и кресты наши.
Осторожность, или, лучше сказать, трусость их была так велика, что они
не хотели развязать нас всех вдруг, а только по два человека, и не более как
на четверть часа; потом, переменив тряпицы, опять завязывали.
Сегодня догнал нас посланный из Кунасири чиновник{*20}{23} и принял
начальство над нашим конвоем. С нами обходился он весьма ласково, а на
другой день (20-го числа) велел развязать кисти у рук совсем, оставив
веревки только выше локтей. Тогда мы в первый раз нашего плена ели
собственными своими руками.
После этого мы уже шли свободнее. Местами только переезжали с мыса на
мыс, водою на лодках; тогда опять на это время нам связывали руки; но такие
переезды были невелики и случались не часто. Японцы так были осторожны, что
почти никогда не подпускали нас близко воды, и когда мы просили их позволить
нам в малую воду итти подле самого моря, по той причине, что по твердому
песку легче итти, то они соглашались на это с великим трудом и всегда шли
между нами и морем, хотя бы для того нужно было им итти и в воде.
21 и 22-е число провели мы в одном небольшом селении, где были,
однакож, начальник и военная команда. Разлившаяся от дождя река
препятствовала нам продолжать путь. Тут был лекарь, которому приказано было