"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

к нему с великим раболепством и, присев почти на колени, с поникшею головой,
долго что-то ему рассказывал, надобно думать о том, как нас взяли.
После сего начальник всходил к нам на лодку с фонарями посмотреть нас.
Мы просили его велеть нас несколько облегчить. Стражи наши, понимая, чего мы
просим, пересказали ему, но он, вместо ответа, засмеялся, проворчал что-то
сквозь зубы и ушел. Тогда мы отвалили от берега и поехали далее, а в ночь на
15-е число пристали к большому огню, разведенному на берегу. Тут развязали
нам ноги и стали нас выводить одного после другого и ставить подле огня
греться, а наконец, повели всех на гору, в большой пустой амбар, в котором,
кроме одних дверей, не было никакого отверстия. Там дали нам одеяла постлать
и одеться, положили нас, связали опять ноги попрежнему, покормили кашей из
сарачинского пшена и рыбой. Сделав все это, японцы расположились курить
табак и пить чай и более уже о нас не заботились. 15-го числа во весь день
шел проливной дождь, и мы оставались на той же квартире и в том же
положении. Кормили нас три раза в день, попрежнему кашей, рыбою и похлебкою
из грибов.
16-го числа поутру было уже ясно, и мы стали сбираться в дорогу. Ноги
нам внизу развязали, а выше колен ослабили, чтоб можно было шагать; надели
на нас наши сапоги и вывели на двор. Тут спросили нас, хотим ли мы итти
пешком или чтобы нас несли в носилках; мы все пожелали итти пешком, кроме
Алексея, у которого болели ноги.
Японский оягода здешнего места долго устраивал порядок марша. Наконец,
шествие началось таким образом. Впереди шли рядом два японца из ближайшего
селения, держа в руках по длинной палке красного дерева, весьма искусно
выделанной; должность их была показывать дорогу; они сменялись вожатыми
следующего селения, которые встречали нас, имея в руках такие же жезлы, на
самом рубеже, разделяющем земли двух селений. За ними шли три солдата в ряд,
потом я. Подле меня шли по одну сторону солдат, а по другую работник,
который отгонял веткой мух и комаров; сзади же другой работник, державший
концы веревок, коими я был связан. За мной одна смена курильцев несла мою
носилку, а другая шла подле, в готовности переменить людей первой смены,
когда они устанут. Потом вели Мура, за ним Хлебникова, там матросов одного
за другим, точно таким же образом, как и меня, и, наконец, несли Алексея.
Весь же конвой замыкали три солдата, шедшие рядом, и множество разных
прислужников японцев и курильцев, несших вещи, принадлежащие нашим
конвойным, и съестные припасы. Всего при нас было от полутораста до двухсот
человек; у каждого из них к поясу привешена была деревянная дощечка с
надписью, к кому из нас он определен и что ему делать, а всем им список
оягода имел при себе.
На дороге японцы часто останавливались отдыхать и всякий раз
спрашивали, не хотим ли мы есть, предлагая нам сарачинскую кашу, соленую
редьку, сушеные сельди и грибы, а вместо питья чай без сахара. В половине же
дня остановились мы обедать в одном довольно большом, опрятном сельском
доме. Хозяин дома, молодой человек, сам нас потчевал обедом и саке. Он
приготовил было для нас постели и просил, чтоб нам позволили у него
ночевать, так как мы устали. Караульные наши на это были согласны, но мы
просили их продолжать путь: чрезмерная боль в руках заставляла нас не щадить
ног и стараться как возможно скорее добраться до конца нашего мучения,
полагая, по словам японцев, что в Мацмае нас развяжут.
День был ясный и чрезвычайно жаркий. Мы устали до крайности и едва