"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

Тут уже японцы начали снимать маску! На вопрос мой, сколько дней нужно
будет на то, чтобы отослать в Мацмай донесение и получить ответ, отвечал он:
пятнадцать. Оставить таким образом офицера аманатом мне показалось
бесчестно, а притом я думал, что с таким народом, как японцы, делу конца не
будет; губернатор, верно, без правительства ни на что не согласится, и
решительного ответа я и до зимы не получу. Почему я отвечал японцам, что без
совета оставшихся на шлюпе офицеров так долго ждать решиться не могу, а
также и офицера оставить не хочу.
Засим мы встали, чтобы итти. Тогда начальник, говоривший дотоле тихо и
приятно, вдруг переменил тон: стал говорить громко и с жаром, упоминая часто
Резаното (Резанов), Николай Сандрееч (Николай Александрович) {*14}, и брался
несколько раз за саблю. Таким образом сказал он предлинную речь. Из всей
речи побледневший Алексей пересказал нам только следующее: "Начальник
говорит, что если хотя одного из нас он выпустит из крепости, то ему самому
брюхо разрежут".
Ответ был короток и ясен: мы в ту же секунду бросились бежать из
крепости, а японцы с чрезвычайным криком вскочили с своих мест, но напасть
на нас не смели, а бросали нам под ноги весла и поленья, чтоб мы упали.
Когда же мы вбежали в ворота, они выпалили по нас из нескольких ружей, но
никого не убили и не ранили, хотя пули просвистали подле самой головы
Хлебникова. Между тем японцы успели схватить Мура, матроса Макарова и
Алексея в самой крепости, а мы, выскочив из ворот, побежали к шлюпке.
Тут с ужасом увидел я, что во время наших разговоров в крепости,
продолжавшихся почти три часа, морской отлив оставил шлюпку совсем на суше,
саженях в пяти от воды, а японцы, приметив, что мы стащить ее на воду не в
силах, и высмотрев прежде, что в ней нет никакого оружия, сделались смелы и,
выскочив с большими обнаженными саблями, которыми они действуют, держа в
обеих руках, с ружьями и с копьями, окружили нас у шлюпки.
Тут, смотря на шлюпку, сказал я сам себе: "Так! Рок привел меня к
предназначенному мне концу; последнего средства избавиться мы лишились;
погибель наша неизбежна!", и отдался японцам, которые, взяв меня под руки,
повели в крепость и повлекли туда же и несчастных моих товарищей. На пути
один из солдат ударил меня несколько раз по плечу небольшой железной палкой,
но один из чиновников сказал ему что-то с суровым видом, и он тотчас
перестал.
В крепости ввели нас в ту же палатку, но ни первого, ни второго
начальника в ней уже не было. Тут завязали нам слегка руки назад и отвели в
большое, низкое, на казарму похожее строение, находившееся от моря на
противной стороне крепости, где всех нас (кроме Макарова, которого мы не
видали) поставили на колени и начали вязать веревками, в палец толщины,
самым ужасным образом, а потом еще таким же образом связали тоненькими
веревочками, гораздо мучительнее. Японцы в этом деле весьма искусны, и
надобно думать, что у них законом поставлено, как вязать, потому что нас
всех вязали разные люди, но совершенно одинаково: одно число петель, узлов,
в одинаковом расстоянии и пр. Кругом груди и около шеи вздеты были петли,
локти почти сходились и кисти рук связаны были вместе; от них шла длинная
веревка, за конец которой держал человек таким образом, что при малейшем
покушении бежать, если б он дернул веревку, руки в локтях стали бы ломаться
с ужасной болью, а петля около шеи совершенно бы ее затянула. Сверх того,
связали они у нас и ноги в двух местах - выше колен и под икрами; потом