"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

прежде на втором начальнике, только на этом изображено было солнце. Второй
начальник с своими оруженосцами сидел по левую сторону главного начальника и
также на стуле. Только его стул был пониже, а по сторонам у них вдоль
палатки сидели на полу, как наши портные, по четыре чиновника на каждой
стороне; на них были черные латы и по две сабли за поясом.
При входе нашем оба начальника встали. Мы им поклонились по своему
обычаю, и они нам тоже. Потом просили нас сесть на приготовленные для нас
скамейки, но мы сели на свои стулья, а матросов наших они посадили на
скамейки позади нас.
После первых приветствий и учтивостей они нас стали потчевать чаем без
сахара, наливал, по своему обычаю, до половины обыкновенной чайной чашки, и
подносили на деревянных лакированных подносах без блюдечек; но прежде
потчевания спросили нас, чего нам угодно, чаю или чего другого. Потом
принесли трубки и табак и начали говорить о деле: спрашивали о наших чинах,
именах, об имени шлюпа, откуда и куда идем, зачем пришли к ним, какие
причины заставили русские суда напасть на их селения; знаем ли мы Резанова и
где он ныне.
На все эти вопросы мы дали им ответы, сходные с прежним нашим
объявлением, а второй начальник записывал. Потом сказали они, что для
определения количества нужных нам съестных припасов им должно знать, сколько
у нас всех людей. Мы сочли за нужное увеличить свою силу вдвое против
настоящего: 102 человека. Алексей не понимал сего числа, а потому я
принужден был поставить на бумаге карандашом такое число палочек и дать
японцам перечесть. Далее спросили они, есть ли у нас в здешних морях еще
такой величины суда, как "Диана". Много, сказали мы, в Охотске, Камчатке и в
Америке очень много таких судов. Между прочим, предлагали они несколько
ничего не значащих вопросов касательно нашего платья, обычаев и прочего и
рассматривали привезенную мною карту всего света, ножи с слоновыми череньями
и зажигательные стекла, назначенные в подарки начальнику, а также пиастры,
которыми я хотел расплатиться с японцами.
Пока мы разговаривали, мичман Мур заметил, что солдатам, сидевшим на
площади за нами, раздают обнаженные сабли, и сообщил об этом мне. Но я
думал, что Мур увидел одну саблю, обнаженную как-нибудь случайно, и сказал
ему с усмешкою, не ошибся ли он.
Но вскоре после того открылись основательные причины к подозрению их в
злых умыслах. Второй начальник на несколько времени выходил и, сделав
какие-то распоряжения, опять вошел и шепнул что-то главному начальнику,
который, встав с места, хотел уйти. Мы в то же самое время встали и хотели с
ним прощаться. Тогда он опять сел, просил нас сесть и велел подавать обед,
хотя и рано еще было. Ласковое обхождение японцев и увещания их, чтоб мы
ничего с их стороны худого не опасались, опять нас успокоили, так что мы
никакого вероломства не ожидали. Они потчевали нас сарачинским пшеном, рыбою
в соусе с зеленью и другими какими-то вкусными блюдами, неизвестно из чего
приготовленными, а напоследок напитком их, саке.
После этого главный начальник опять покушался выйти под пустым
предлогом. Мы сказали, что нам нет времени дожидаться и пора ехать.
Тогда он, сев на свое место, велел нам сказать, что ничем снабдить нас
не может без повеления мацмайского губернатора, у которого он состоит в
полной команде, а пока на донесение его не последует решения, он хочет,
чтобы один из нас оставался в крепости, аманатом {19}.