"Василий Михайлович Головнин. Записки Василия Михайловича Головнина в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах " - читать интересную книгу автора

тычинки, а где мы поднимались в горы, там они след наш теряли; но после на
песке по морскому берегу опять находили. Это показывало, что они
беспрестанно следовали за нами {*86}, но напасть на нас не хотели, вероятно,
опасаясь, чтоб мы, защищая себя, многих из них не перебили, а может быть, и
по другим причинам.
Когда мы проходили селения, весь народ сбирался смотреть нас, но никто
из них не делал нам никаких обид, ниже насмешек, а смотрели на нас все с
выражением жалости. Впрочем, конвойный наш начальник обходился с нами
суровее, нежели как прежде делывали японские чиновники. Например, мы шли
беспрестанно пешком, хотя мог бы он дать нам верховых лошадей. Через ручьи и
речки не переносили нас, как то прежде бывало, а мы должны были переходить
вброд; от дождя не закрывали зонтиками, а накинули на нас рогожи и вели
целые сутки, останавливаясь только в некоторых селениях не более как на
полчаса, в которое время давали нам сарачинскую кашу, сушеные раковины или
вяленые сельди, а иногда чай без сахара.
Мы устали чрезвычайно, а особливо я; боль в ноге препятствовала мне
скоро итти, почему японский чиновник, управлявший нашим конвоем, велел,
чтобы по два человека, чередуясь, вели меня под руки; приказание это японцы
исполняли с величайшей точностью.
В продолжение ночи (которая была очень темна), вели нас с чрезвычайной
осторожностью: перед каждым из нас несли по фонарю, перед японскими
чиновниками тоже. Мы шли один за другим в линии. Впереди и назади шли люди с
фонарями, а на крутых спусках и подъемах бежало впереди нас множество
поселян, назначенных из ближних селений для препровождения нашего. Из них
каждый нес с собою по большому пуку соломы, которую раскладывали при опасных
местах и, по приближении нашем, зажигали, отчего такие места проходили мы,
как днем. Если б кто из европейцев посмотрел издали на порядок нашего
шествия в продолжение ночи, то мог бы подумать, что сопровождают
церемониально тело какого-нибудь знаменитого человека.
На другой день (3 мая) около полудня, в расстоянии верст десяти от
Мацмая, в одном небольшом селении встретили нас один из числа первых здешних
чиновников и переводчик Теске с отрядом императорских солдат. Тут мы
остановились. Встретивший нас чиновник не говорил нам ничего и смотрел на
нас, не показывая ни малейшего знака своего гнева или досады, а Теске
упрекал нас с сердцем, что мы ушли, и стал обыскивать. Кто-то из матросов
сказал ему, что обыскивать нас не нужно, ибо у нас ничего нет. Он отвечал:
"Знаю, что ничего нет, но японский закон того требует".
В этом селении начальствовавший взявшим нас отрядом офицер и все его
подчиненные оделись в парадное платье, но как тогда шел дождь, то на время
они надели епанчи, а подойдя к самому городу, остановились, епанчи скинули
и, устроив весь наш конвой в должный порядок, пошли в город чрезвычайно
тихими шагами, при стечении множества народа. Все зрители были, по причине
дождя, под зонтиками, что делало весьма странный вид.
Шествие наше происходило таким образом: два проводника из обывателей, с
деревянными жезлами, шли впереди по обеим сторонам дороги: за ними гордо
выступали несколько солдат, один за другим, и подле каждого из нас шли по
два солдата. За нами шло еще несколько солдат с ружьями, также один за
другим, как и первые. Наконец, ехал верхом офицер, который нас взял. Он был
в богатом шелковом платье и посматривал на народ, стоявший по обеим сторонам
дороги, как гордый победитель, заслуживающий неизреченную благодарность