"Василий Михайлович Головнин. Описание примечательных кораблекрушений, претерпенных русскими мореплавателями " - читать интересную книгу автора

я назначили для себя. Сделав все это, развели большой огонь, обогрелись и
обсушились.
Едва успели мы кончить эти первые наши занятия, как появилось множество
здешних жителей, которые, усмотрев нас, тотчас к нам приблизились. Между тем
штурман, взяв с собой четырех промышленников, отправился на бриг с
намерением спустить стеньги и реи и снять с него верхнюю оснастку, чтоб при
большой воде менее его валяло. В предосторожность они взяли с собой горящий
фитиль, ибо на судне оставалось еще несколько пушек. Сам командир, стоя
подле брига, распоряжался работами, а мне приказал наблюдать за движениями и
поступками диких. Около нашей ставки (или табора, как говорит Тараканов), в
приличных местах поставили мы караул и часовых.
В нашей палатке сидела супруга Булыгина, Анна Петровна, один кадьякский
алеут, женщина того же народа, я и двое из здешних жителей, вошедших к нам
без приглашения. Один из них, молодой человек, называвший себя тоёном
(старшиною), приглашал меня посмотреть на его жилище, отстоявшее недалеко от
нас. Я согласился было с ним итти, но товарищи, мои, подозревая со стороны
диких вероломство, меня удержали. Я старался всеми способами внушить сему
старшине миролюбие и уговаривал его нас не обижать и не выводить из
терпения. Он обещался поступать с нами по-дружески и вселить то же
расположение к нам в своих единоземцах. Между тем два раза уже приходили мне
сказывать, что колюжи {*10} растаскивают наши вещи. Я уговаривал своих людей
сколько возможно стараться не начинать ссоры: "Сносите, братцы, - говорил я
им, - поелику можно, а старайтесь как-нибудь отжить их от табора без ссоры"
{*11} {36}. В то же время представлял я тоёну о неблагонамеренных поступках
его подчиненных и просил его приказать им оставить нас в покое; но как мы не
очень хорошо понимали друг друга, то разговоры наши были весьма
продолжительными, и пока я с ним рассуждал и вел переговоры, а там уже дело
дошло и до расправы.
Наши стали гнать диких прочь от табора, а они начали в них бросать
каменьями. Анна Петровна первая увидела это и сказала мне: "В наших бросают
каменьями". В то же время промышленные открыли огонь по колюжам. Я бросился
из палатки, но меня встретили копьем и ранили в грудь. Воротясь, схватил я
ружье и выбежал, увидел ранившего меня дикого: он стоял за палаткой и держал
в левой руке копье, а в правой камень, который так сильно бросил мне в
голову, что я не мог на ногах устоять и присел на колоду; но, выстрелив,
поверг врага моего мертвого на землю. Вскоре после того дикие ударились в
бегство; при сем случае успели они и командира нашего ранить копьем в спину,
а камнем в ухо. Впрочем, кроме четверых, бывших на судне, все до одного
человека потерпели от каменьев более или менее. Из неприятелей же убито было
трое, из коих одного они утащили, а сколько раненых - не знаю; в добычу нам
досталось много оставленных на месте сражения копий, плащей, шляп, и пр.
На ночь одна смена заняла кругом табора караул, а прочие, собравшись в
палатку, оплакивали горькую свою участь. Поутру ходили мы осматривать
окружность и выбирали место, где можно было бы нам расположиться зимовать и
обезопасить себя укреплениями. Но нашли, что берег здесь имел самое
неблагоприятное намерение нашему положению и свойство: он был покрыт
дремучим лесом и столь низок, что большими водами его заливало. Начальник,
собрав всех нас, открыл нам свое намерение следующей речью: "Господа! По
предписаниям, данным мне от главного правителя колоний, я знаю, что в
непродолжительном времени должен притти к здешним берегам компанейский