"Геннадий Головин. Чужая сторона" - читать интересную книгу автора

Люба уже протягивала телефонную трубку, взволнованно и пылко глядя в
лицо.
Чашкин взял, приложил к уху и заорал, как орут на переговорной:
- Але, але!
И тотчас же совсем рядом услышал Лялькин голос, сонный и замедленный:
- Это ты, Ваня?
Голос звучал настолько близко, что он даже оторвал трубку от уха и
заглянул в нее.
- Чо там мать-то? Мне тут, понимаешь, телеграмму принесли!
- Умерла мама, - так же тихо, и сонно, и замедленно сказала сестра. -
Ты приедешь?
Он почувствовал странное: будто всплыл. Будто высокой волной его
приподняло, сняло с прикола и тихо, беспомощного, понесло.
- Тебя ждать?
- Да! - Он сел на угол Любиного стола, не заметив этого. - Когда? Ну...
это?
- Ночью сегодня. Часа в четыре. Я три ночи не спала, потом ей стало
лучше. Я прилегла на минутку, потом проснулась, а она уже. - Лялька говорила
механическим ровным голосом. - Ты приедешь хоронить?
- Приеду! Да! Без меня не хорони! Слышь? - Он снова орал, как на
переговорной - Слышь? Без меня не хорони!
И вдруг замолк, как осекся, потому что почуял в крике своем готовность
заплакать.
- Ты поняла? - спросил он тихо.
- Да. Спасибо, хоть позвонил. Ну все. Клади трубку. А то я уже не могу:
я три ночи не спала.
Чашкин отдал трубку Любе. Та исступленно глядела ему прямо в глаза,
будто отыскивая что-то.
- Ну, все... - Чашкин повторил Лялькины слова и виновато улыбнулся. -
Померла мама моя...
И удивился, как неудобно стало языку, когда произносил он слово это:
"мама".

* * *

С чемоданом в ногах, с корзинкой на коленях - ни рукой, ни ногой не
шевельнуть - сидел в кабине "газика". Ждал.
Клонило в сон, и сладко, уныло мозжили тонкие кости лица от
непрорвавшихся слез.
...Когда с полчаса назад поспешал уже с вещами к фабрике, где
дожидалась машина, проходил мимо школы. Там шла перемена.
И вдруг услышал отчаянный, жалобный голос Катюхи:
- Па-а-пка! - как крик о помощи.
- Папка... - подбежала, взяла за рукав, застенчиво прятала лицо. -
Папка... - и погладила руку.
- Что же ты, лапушка, раздетая бегаешь? - не нашел он чего сказать и
коротко погладил ее по голове. Удивившись тотчас, настолько отвыкла рука от
этого жеста. - Иди, милая, простудишься.
Дочь послушно повернулась идти, подняла на него глаза, и вот тут-то и
ударили Чашкину в лицо благодарные слезы. "Пожалела! - радостно увидел он. -