"Сергей Николаевич Голубов. Когда крепости не сдаются (о Карбышеве) " - читать интересную книгу автора

поручиком-понтонером, приезжавшим в крепость на месячную практику, капитан
чрезвычайно обеднел силой духа. Лысый, по-русски красивый, с чистым,
спокойно-добродушным лицом, с усами вразлет, длинными и пушистыми, но не
падавшими вниз, а торчавшими в стороны из густых подусников, Заусайлов вдруг
исхудал и полинял, как это бывает иногда с петухами. Усы его печально
опустились. Он совершенно перестал появляться в собрании. Да и нигде не
показывался, кроме роты, которой командовал. В первое время после катастрофы
его единственным развлечением был непробудный сон. Два-три стакана грога*,
опрокинутые быстрыми кидками под размокшие усы, почти мгновенно усыпляли
Заусайлова. Зато к бодрствованию он возвращался с величайшим трудом. Денщик,
давно уже обученный разным смешным выходкам, стаскивал с него одеяло,
брызгал на его голую грудь холодной водой, вопил над самым ухом: "Ваше
благородие, вставать пора, - небесный рефлектор горит!" Лишь после множества
подобного рода воздействий Заусайлов открывал мутные глаза, произносил
хриплым голосом: "Опять обоспался", и, зарядясь грогом, отправлялся в роту.
Впоследствии к развлечению сном присоединились унылые часы на городской
судоходной пристани - здесь Заусайлов подолгу слушал ругань грузчиков,
свистки, плеск воды под колесами буксиров и тяжелый скрип разбухших шаланд.
Еще позже он стал захаживать в адресный стол. Заполнив бланк с запросом о
месте жительства своего субалтерна и своем собственном, он получал ненужную
справку и угрюмо качал головой: "Вишь, бестии, - верно. И ведь не ошибутся!"
В дождливые дни - только грог, рота и река. "Д-да... Погода нынче - подлец!"
Жизнь Заусайлова жестоко разъедалась скрытой язвой одиночества. И сегодня
пришло время этой язве обнажиться.
______________
* Водка пополам с водой.

Очутившись ни с того, ни с сего в магазине Э. Фарбенковского, встретив
здесь Карбышева, присев с ним к шахматному столику и вдруг заговорив о своих
грустных делах, Заусайлов испытал невыразимое облегчение, словно выскочил
из-под воды на солнце и начал обсыхать в его теплых лучах. Оба офицера давно
знали друг друга, еще с японской войны. Заусайлов всегда считал Карбышева
очень умным, вполне хорошим человеком. Свойственная Дмитрию Михайловичу
отзывчивость, готовность помочь, вывести из затруднения были хорошо известны
Заусайлову. И еще одно: Карбышев до такой степени сторонился всякой сплетни,
что в офицерском собрании его можно было увидеть только на рефератах. По
всем этим причинам, раз начав откровенничать, Заусайлов уже никак не мог
застопориться на полпути...
- Манны небесной люди так не ждали, - простонал он, машинально двигая
пешку под удар, - как я - войны! В безвыходном моем положении только одна
она, матушка, спасти меня может... война!
- Этак не играют, - поправил его Карбышев, - а война даже Наполеона не
спасла. Да, кроме того, безвыходных положений и не бывает!
- Не бывает? Совсем, знаете, от мыслей своих оцепенел я. А вам, как на
исповеди, расскажу, - посоветуйте!
И Заусайлов, забыв про шахматы, уныло свесил голову между двумя веерами
из растопыренных пальцев. Началом его горестей было, конечно, бегство жены.
Выражался он об этом постыдном факте весьма деликатно: "Когда моя законная
супруга переехала на жительство в город Псков..." Дальнейшие события
развертывались не в лучшую сторону. Она "переехала", а он остался в