"Сергей Николаевич Голубов. Когда крепости не сдаются (о Карбышеве) " - читать интересную книгу автора

записке дежурного офицера отправиться в солдатское собрание, где должен был
поджидать его Наркевич. Усталость? Еще ни разу в жизни Елочкин не думал ни
об усталости, ни об отдыхе. И ничто не мешало ему пытливо рассматривать
громоздившийся вокруг мир.
Солдат твердо шагал по гладким городским тротуарам, изредка поглядывая
на часы - ужин в девять. Мысли его бродили по бурливому свету. Днем, когда
он говорил с Наркевичем, еще не было известно, а в вечернем выпуске местной
газеты уже сообщалось: австрийская артиллерия бомбардирует Белград.
Политический воздух сгущался, как газ в лабораторной реторте. Елочкину часто
приходилось дежурить на крепостной телеграфно-телефонной станции. За
последние дежурства в его руках перебывало несметное количество открытых
телеграмм с таким содержанием, словно земля дымилась. Да и шифрованные
телеграммы, обычно очень редкие, передавались теперь десятками...
Елочкин вышел на окраинную улицу. Он был так погружен в свои
размышления, что она показалась ему совершенно пустой. Поэтому он очень
удивился, вдруг увидев прямо перед собой полную спину высокой, красиво
одетой женщины, в большой соломенной шляпе на блестящих черных волосах. Он
взглянул на часы и ускорил шаг: надо было поторапливаться. Появление дамы,
шедшей в одном с Елочкиным направлении, было ему на руку. Спеша куда-нибудь,
он любил помогать ходу, назначая вехи впереди - человека, животное,
неодушевленный предмет - все равно. Добрался до первой вехи, наметил вторую
и пошел еще прытче. "Сейчас я ее догоню, - сказал он себе мысленно, - а там
еще пять домов и городу - конец..." Он уже собирался опередить даму в шляпе,
когда она неожиданно остановилась и странно, словно изумляясь чему-то или
чего-то не понимая, развела руками. в длинных шелковых перчатках. Однако все
было понятно. Между Елочкиным и дамой, посреди тротуара, лежал только что
оброненный ею небольшой бумажный пакет. Он поднял его. В то же мгновенье
дама живо повернулась к Елочкину лицом и оказалась очень хорошо известной
ему хозяйкой книжного магазина на Шоссейной улице.
- Пожалуйста, мадам, - сказал солдат, - это вы потеряли.
Он протянул пакет. Но сделал это не совсем ловко, потому что из пакета
выпала какая-то фотография. У госпожи Оттилии Фарбенковской было болезненно
серое, как зола, лицо. Отпрянув от Елочкина, точно от привидения, она
сделала такое отчаянное движение, как если бы хотела отогнать, оттолкнуть от
себя нечто ужасное. Однако ничего ужасного перед ней не было, - солдат,
пакет и - все.
- Пожалуйста, мадам, - повторил Елочкин, наклоняясь, чтобы поднять
фото.
Не страдала ли госпожа Оттилия Фарбенковская болотной лихорадкой? Брест
стоит на трясине. Мелкие, острые, белые зубы Оттилии били тревогу, "Что за
притча?"
- Вы ошиблись, солдатик, - еле выговорила она, - это не мой пакет...
Тут уж и Елочкин вздрогнул.
- Как же ошибся, когда...
Сильно открытая грудь госпожи Оттилии Фарбенковской поднималась высокой
волной.
- Я сам говорю: это не мой пакет... Я ничего не теряла. Оставьте
меня... Не приставайте... Я сейчас закричу...
- Чудеса в решете, - в полной растерянности и отчасти даже испуганно
пробормотал Елочкин.