"Джон Голсуорси. Последнее лето Форсайта" - читать интересную книгу автора

сих пор висели "Голландские рыбачьи лодки на закате".
Он стал подниматься по лестнице следом за Ирэн, медленно, так как бок
побаливал.
- Вот здесь ванные, - сказал он, - и другие помещения Я велел отделать
пол и стены кафелем... Там детские. А вот комната Джо и его жены. Они все
сообщаются. Да вы, вероятно, помните.
Ирэн кивнула. Они прошли по галерее дальше и вошли в большую комнату с
узкой кроватью и несколькими окнами.
- А это моя, - сказал он. На стенах висели снимки детей и акварельные
наброски, и он добавил неуверенно: - Работа Джо. Вид отсюда превосходный. В
ясную погоду виден Эпсомский ипподром.
Солнце теперь было низко за домом, и на "вид" опустилась прозрачная
дымка, отсвет длинного счастливого дня. Домов почти не было видно, но поля
и деревья слабо поблескивали, сливаясь вдали.
- Местность меняется, - сказал он отрывисто, - но она останется, когда
нас уже не будет. Слышите - дрозды; птицы тут хороши утром. Я рад, что
разделался с Лондоном.
Ее лицо было у самого оконного стекла; Джолиона поразило его унылое
выражение. "Хотел бы я, чтобы она выглядела повеселее, - подумал он.
Красивое лицо, но грустное" И, захватив кувшин с горячей водой, он вышел на
галерею.
- Это вот комната Джун, - сказал он, отворяя следующую дверь и ставя
кувшин на пол. - Найдете все, что вам нужно.
И, закрыв дверь, он опять прошел к себе. Приглаживая волосы большими
щетками черного дерева и смачивая лоб одеколоном, он размышлял. Она
появилась так странно - как видение, таинственно, даже романтично, словно
его желание общества, красоты было услышано... ну, тем, кому полагается
слышать такие вещи. И, стоя перед зеркалом, он расправил свою все еще
прямую спину, провел щетками по длинным белым усам, тронул брови одеколоном
и позвонил.
- Я забыл предупредить, что у меня обедает гостья.
Пусть кухарка там приготовит что-нибудь повкуснее, и скажите Бикону,
чтобы в половине одиннадцатого подал ландо парой: отвезет ее в Лондон. Мисс
Холли спит?
Горничная не знала, кажется, нет. И старый Джолион на цыпочках
прокрался по галерее к детской и отворил дверь, петли которой всегда
смазывались, чтобы он мог неслышно входить и выходить по вечерам.
Но Холли спала, лежала, как маленькая мадонна из тех, которых старые
мастера, закончив, не могли отличить от Венеры Ее длинные темные ресницы
были плотно прижаты к щекам; лицо безмятежно-спокойно: желудочек,
по-видимому, совсем наладился И в полумраке комнаты старый Джолион стоял и
поклонялся ей. Такое прелестное, серьезное, любящее личико! Он больше, чем
кто-либо другой, обладал великим умением снова жить в детях. В них он видел
свою будущую жизнь - другой будущей жизни, вероятно, и не признавала его
здоровая натура язычника. Вот она перед ним, и все у нее впереди, и его
кровь - доля его крови - в ее крошечных жилках. Вот она, его дружок, для
счастья которой он готов сделать что угодно, лишь бы она не знала ничего,
кроме любви. Сердце его переполнилось, и он вышел, стараясь не скрипеть
лакированными башмаками. В коридоре у него возникла нелепая мысль. Подумать
только, что дети приходят к тому, что теперь Ирэн, по ее словам, старается