"Джон Голсуорси. Последнее лето Форсайта" - читать интересную книгу автора

(лицо на монете!) - отпечаток жизни, не разделенной с другими. "Проведу ее
через террасу, - подумал он. - Она не просто гостья".
- Что вы делаете целыми днями? - спросил он.
- Даю уроки музыки, и еще у меня есть занятие.
- Работа - что может быть лучше, правда? - сказал старый Джолион,
подбирая с качелей Куклу и расправляя ее черную юбку. - Я-то уж не работаю.
Я старею. А какое это занятие?
- Стараюсь помочь женщинам, которые попали в беду.
Старый Джолион не совсем понял.
- В беду? - повторил он; потом с испугом сообразил, что она
подразумевает именно то, что подразумевал бы он сам, если бы употребил это
выражение. Помогает лондонским Магдалинам! Какое непривлекательное,
страшное занятие! Любопытство пересилило его врожденную стыдливость, и он
спросил: - Как? Что же вы для них делаете?
- Не много. У меня нет лишних денег. Я только жалею их и иногда
подкармливаю.
Невольно рука старого Джолиона потянулась к кошельку. Он сказал
поспешно:
- А как вы с ними знакомитесь?
- Хожу в одну больницу.
- В больницу! Ну-ну!
- Самое грустное, по-моему, это то, что когда-то почти все они были
красивы.
Старый Джолион расправил куклу.
- Красота! - воскликнул он. - Да, да, печальная история, - и пошел к
дому.
Через стеклянную дверь, приподняв еще не отдернутые портьеры, он
провел ее в комнату, в которой обычно изучал "Тайме" и страницы
сельскохозяйственного журнала, огромные иллюстрации которого - кормовая
свекла и Прочие прелести - служили Холли для раскрашивания.
- Обед через полчаса. Вероятно, хотите вымыть руки? Пройдите в комнату
Джун.
Он заметил, как жадно она глядит по сторонам; сколько перемен с тех
пор, как она в последний раз была здесь с мужем, или с любовником, или с
обоими вместе, - он не знал, понятия не имел! Все это было неясно, и он не
желал разъяснении. Но сколько перемен! И в холле он сказал:
- Мой сын Джо, знаете ли, художник. У него прекрасный вкус. Не мой
вкус, конечно, но я его не стесняю.
Она стояла тихо-тихо, обводя взглядом большой холл под стеклянной
крышей, служивший теперь гостиной. У старого Джолиона было странное
ощущение. Не старается ли она вызвать кого-то из теней этой комнаты, где
все жемчужно-серое и серебряное? Он-то предпочел бы золото: веселей и
прочнее. Но у Джо французские вкусы, вот комната и получилась такая
призрачная, словно в ней стоят дым от папирос, которые он вечно курит, дым,
то тут, то там оживленный, точно вспышкой, синим или алым пятком. Он-то
мечтал о другом. Мысленно он развесил здесь свои шедевры - натюрморты в
золотых рамах, которые он покупал в те времена, когда в картине ценился
размер. А где они теперь? Проданы за бесценок! Ибо та непонятная сила,
которая заставляла его единственного из Форсайтов, идти в ногу с веком,
подсказала ему, что нечего и пытаться сохранить их. Но в кабинете у него до