"Джон Голсуорси. Из сборника "Оборванец"" - читать интересную книгу автора

минут на террасе никто не высидел - никто, кроме Алисии. Это сумасбродное,
загадочное создание ни за что не хотело идти в дом. Дважды выходил он к ней
то с шалью, то с пледом, упрашивал, настаивал. В третий раз он ее не нашел.
Избегая новых пререканий, она нарочно ушла куда-то, чтобы продолжать свое
безумное бдение под застывшими звездами. А придя наконец домой, она
шаталась, как пьяная. Они попытались заставить ее и в самом деле выпить
коньяку, чтобы согреться. Куда там! Через два дня она слегла с двухсторонним
воспалением легких. Два месяца прошло, прежде чем она встала с постели, -
бледная тень прежней Алисии. С тех пор здоровье ее так и не окрепло. Она
скользила по жизни, точно призрак, безумный призрак, исчезая бог весть куда
и возвращаясь с румянцем, полыхавшим на увядших щеках, с развевавшимися
седыми волосами, с очередным трофеем в руках - цветком, листиком, пичужкой
или крохотным мягким крольчонком. Она никогда теперь не писала, никогда даже
не заговаривала о живописи. Скудаморы заставили ее переехать из коттеджа к
ним: они попросту боялись, что она уморит себя голодом, она ведь так часто
забывала обо всем на свете! А эти ягоды? Чтобы достать их, она, чего
доброго, ходила утром к меловому карьеру, спрятанному от ветра среди холмов
и открытому горячим лучам солнца. Семь миль туда и обратно, когда трудно
поверить, что она может пройти семьсот ярдов. И очень может быть, она еще и
лежала там на росистой траве, глядя в небо, - он не раз заставал ее так.
Бедная Алисия! Подумать только, что когда-то он готов был жениться на ней!
Загубленная жизнь! И погубила ее любовь к красоте. Но кто бы мог подумать,
что непостижимое может так погубить женщину, лишить ее любви, семьи,
материнства, славы, богатства, здоровья! А между тем, видит бог, именно так
и случилось!
Скудамор щелчком сбил четыре румяных ягодки с ограды. Солнечное сияние;
струящиеся молочно-голубые воды; лебедь на фоне коричневых хохлатых камышей;
далекие меловые холмы в туманной дымке - вот она, красота! Красота! Да, но,
черт возьми, нужно же знать меру! Меру! И, повернувшись спиной к этому
пейзажу, столько раз написанному им в знаменитой его "манере", он вошел в
дом и по великолепно реставрированной лестнице поднялся к себе в мастерскую
- трехсветную, с огромными окнами и всякими усовершенствованиями,
позволявшими регулировать освещение. Неоконченные этюды растворялись на фоне
стен, окрашенных в такие мягкие тона, что они казались сотканными из
воздуха. Готовых картин не было - их слишком быстро раскупали. Он подошел к
мольберту, и тут в глаза ему бросилось цветное пятно - ветка бересклета в
кувшине с водой. Готово - можно писать. Она и поставлена так, что прямо на
нее падают лучи неяркого солнца, и светятся нежные краски, и сверкают на
ягодах одинокие капельки невысохшей влаги. На мгновение он отчетливо
представил себе, как выглядела сама Алисия, когда принесла сюда эту ветку:
легкие, прозрачные руки, сияющие глаза, спутанные седые волосы. Видение
исчезло. Но почему она все-таки принесла ветку сюда после этого "Господи!",
вырвавшегося с таким ужасом, когда он сказал, что ягоды неплохо бы пустить в
дело? Быть может, она хочет этим сказать: "Прости, что я была так груба"?
Право же, она просто трогательна, эта бедная фанатичка! Ягоды бересклета
рдели в серебряном блестящем кувшине, четко вырисовываясь в солнечных лучах.
Казалось, они торжествуют - что ж, кому же еще ликовать, как не им,
олицетворению того, что погубило - или спасло, быть может? - человеческую
жизнь. Алисия! До чего она довела себя! И все-таки ему не дано знать, какие
тайные восторги пришлось ей изведать с ее бесплотным возлюбленным - Красотой