"Василий Голованов. Путешествие на родину предков, или Пошехонская сторона" - читать интересную книгу автора

и, остановив машину, по песчаной дороге метров сто прошел в глубь
горельника, изумленно глядя на упавшие деревья, корни которых были
подточены огнем, и на дымящиеся дыры в земле. И тут услышал голоса: из
самого дыма на меня шли три мужика, один из которых нес мешок, а другой
топор. Заметив меня, тот, который нес топор, сунул его за пазуху. Я не
понял, пугаться ли мне, но на всякий случай спросил, пожарные они или нет
и что предпринимается по случаю возгорания? Мужики простодушно признались,
что к тушению огня касательства не имеют, просто дачники, ходили в лес за
золой, а по случаю пожара предпринимается осень и большая надежда на
дожди, поскольку горит каждый год, а то и под снегом круглогодично...
После этого разговора у меня уже не было сомнений, где я. Вокруг
простиралась заколдованная Пошехонская сторона, где будто под какою-то
логической линзой неимоверно преувеличенно и выпукло выступает именно
абсурдная сторона бренного нашего земного жития, а посему следует быть
готовым ко всему и ничему более не удивляться.
Ни бывшим уголовникам, расселенным в развалинах Николаевского Антониева
монастыря, людям несговорчивым и понурым, которых случайно застал я поутру
за сливом топлива с бензовоза; ни скверу, разбиваемому на дне выработанного
карьера, для чего туда самосвал за самосвалом свозили песок, как прежде,
вероятно, вывозили; ни скромному уюту местных гостиниц, где единственным
достоверным удобством является бак с кипяченой водой, стоящий в коридоре;
ни той душевной горячности, с которой дежурный по городу капитан милиции
убеждал меня, что ежели машину пытались вскрыть возле гостиницы, то
оставлять ее под окнами его дежурной части никак нельзя, потому что если ее
вскроют и здесь, то я, вероятно, буду в претензии?

Прежде Пошехонье было обширнее и совсем близко подкрадывалось к столице со
стороны Талдома. Однако развитие сети железных и автомобильных дорог
потеснило его (Пошехонье вообще чурается оживления наезженных трактов и
больших рек) и ныне в своей заповедной самости оно сохранилось лишь внутри
неправильной фигуры, очерченной железнодорожными путями вокруг Рыбинского
водохранилища: западнее Ярославля и Вологды, севернее Калязина, восточнее
Твери и Бологого, южнее Череповца. Внутри этой фигуры заключена обширная,
переполненная водой верхневолжских притоков страна, захватывающая дикие,
неосвоенные края четырех соседних областей - Ярославской, Тверской,
Новгородской и Вологодской.
Пошехонские реки суть: Мелеча, Молога, Шексна, Уломна, Кесьма, Волчина,
Медведица, Ворожба, Сога, Согожа, Сить, Ламь.
Городки: Бежецк, Устюжна, Рамешки, Кукобой, Буй и Кадуй, Красный Холм,
Чебсара и, собственно, Пошехонье, уроженцам которого великий сатирик
сослужил такую службу, что несмотря на все их ухищрения, удвоение названия
города - Пошехонье-Володарск, слава о них, как о закосневших в своем
пошехонье пошехонцах, осталась такая, что даже от нынешнего Пошехонского
сыра до сих пор веет каким-то унынием...
Селения: Комарицы, Любегощи, Косодавль, Слуды, Пленишник, Чирец, Большой
Мох, Коротынь, Средние Чуди и Задние Чуди.
Чуткое ухо непременно различит в упомянутых названиях болотистый звук
непроходимой глущобы и полустертые слова позабытого языка веси, чудского
племени, что тихо плодилось в комариной глуши во все времена исторических
потрясений, покуда не было в плодовитости пересилено славянами.