"Яков Голосовкер. Логика античного мифа" - читать интересную книгу автора

положение условное, то и оно носит безусловный характер; и если в нем
возникнет непоследовательность, то и она носит последовательный характер:
иначе говоря, в имагинативном мире существуют только безусловные условия и
последовательность непоследовательностей, отвечающие его категориям (как,
например, категория игры и метаморфозы).
7. * * *

Это не парадокс, если я выскажу мысль, что для воображения существует
иная система действительности, чем для здравого смысла мира первого
приближения. Следовательно, категории, лежащие в основе логики воображения,
будут иными, чем категории формальной логики здравого смысла *.

Мы должны в данном случае отчетливо понять, что система эстетической
действительности в имагинативном плане есть онтологическая проблема, ибо она
есть "бытие", хотя и имагинативное бытие. Перед нами эстетика как онтология
(такой была она и для древних эллинов), и наша задача подойти
гносеологически к ней и раскрыть логику, которая отражает категории,
господствующие в системе этого имагинативного мира.
8. * * *

Вот почему нам кажется необходимым ввести особый термин для формы
знания общей с гением, знания, которое обязано всецело воображению. Этот
термин - энигматическое знание, от греческого слова "энигма" (загадка). Если
мы зададимся целью раскрыть воображение с его познавательной стороны, то
есть дать гносеологию воображения или же "имагинативную гносеологию", мы
неминуемо придем к проблеме логики воображения, которая и будет в данном
случае энигматической логикой.


3. ЛОГИКА ЧУДЕСНОГО В ЭЛЛИНСКОМ МИФЕ

Чудесный мир эллинской мифологии насквозь материален и чувствен. В нем
все духовное, идеальное, ментальное - вещественно. В нем даже метафоры,
тропы и фигуры суть вещи. И наоборот, в нем все вещественное может
обнаруживаться как идеальное, оставаясь трехмерным, не выходя из
ограниченности космоса. Оно может стать вне естественных законов
чувственного мира - вне категорий его пространства, времени, причинности.
Сохраняя всю видимость логических отношений и связей, оно может действовать
в полном разрыве с положениями формальной логики и не в силу софистики, а в
силу своих особых якобы "алогических" законов мифа. Они сверхъестественны
для здравого смысла, приноровленного к системе данных
пространственно-временных и каузальных отношений, и естественны для мира
чудесного. И при всем этом никакой трансцендентности-потусторонности,
никакой метафизики. Наоборот, - бог, душа, само бессмертие в этом мире
чудесного телесны, физичны. Тень смертного в Аиде не беспредметный предмет
(не мифология Канта) [9]. Хотя она телесно неосязаема, "бесплотна", она все
же существо: она обоняет, она вкушает кровь жертвенного животного; она
теряет память, пролетая мимо Белого Утеса, пред входом в царство Аида, но,
вкусив кровь, выходит из состояния забытья - к ней возвращается память; она
говорит, предвещает, но тщетно пытаться живому Орфею или Одиссею обнять тень