"Шарль де Голль. Спасение 1944-1946: Военные мемуары, том 3 " - читать интересную книгу автора

отношение сохранится в целях поддержания равновесия, традиций и
безопасности, что она желала формального союза с нами. Но также было ясно,
что Англия будет вести свою игру, полагая, что сможет самостоятельно
лавировать между Москвой и Вашингтоном, ограничивая их требования и [64]
одновременно извлекая пользу для себя. Англичане полагали возможным вести
переговоры на базе эмпиризма и компромисса по тому мирному будущему, которое
мы, французы, хотели помогать строить в соответствии с принципами логики и
справедливости, как мы их видели. В конечном счете, они преследовали
определенные цели в тех областях, где другие страны еще полностью не
утвердились и где британские амбиции могли воспользоваться возможностями
маневрирования и экспансии.
Прежде всего это касалось Средиземноморья: Афины, Белград, Бейрут,
Дамаск, Триполи уже завтра, по планам британского правительства, должны были
в той или иной мере попасть под влияние Англии, ранее опиравшейся на
Гибралтар, Мальту, Кипр, Каир, Амман и Багдад. Так должен был быть создан
противовес тем уступкам, которые Великобритании пришлось бы сделать для
удовлетворения аппетитов русских и капиталистической идеологии американцев.
Никакие испытания не меняют характер человека, никакие кризисы не меняют
природы государств.
В итоге, в клубе великих держав на почетных местах сидело столько
выразителей эгоистичных побуждений, сколько там было записано членов. В
Вашингтоне Рузвельт открыл мне цели американской политики, задрапированные
идеалистическими лозунгами, но очень практичные по сути. Лондонские
руководители продемонстрировали нам свое желание достичь своих чисто
британских целей. Впоследствии хозяева Кремля покажут нам, что их
единственными интересами были интересы советской России.
Действительно, г-н Богомолов, сразу же по окончании визита гг. Черчилля
и Идена, стал торопить меня с поездкой в Москву. Поскольку Франция была
свободна и постепенно оживала, а ее правительство снова вернулось в Париж, в
мои планы входило установить прямой контакт со Сталиным и его
правительством. Итак, я принял его приглашение, а также подготовленную г-ном
Молотовым и нашим послом Роже Гарро программу пребывания. Была достигнута
договоренность, что я поеду на неделю в советскую столицу в сопровождении
Жоржа Бидо. Таким образом, мы могли обменяться мнениями о будущем мирном
урегулировании. Вероятно, это также даст возможность каким-то образом
возобновить франко-российскую солидарность, которая зачастую недооценивалась
и предавалась, [65] тем не менее соответствовала естественному порядку вещей
перед лицом как немецкой угрозы, так и попыток англосаксов установить свое
господство. Я даже рассматривал проект пакта, по которому Франция и Россия
обязались бы действовать сообща в том случае, если вновь появится опасность
со стороны Германии. Эта опасность, естественно, могла быть делом
отдаленного будущего, но заключение российско-французского договора в
ближайшее время могло бы помочь нам участвовать в урегулировании европейских
дел.
Перед поездкой в Москву я решил публично заявить о тех целях, которые
Франция будет преследовать в будущих переговорах по мирному урегулированию.
На заседании Консультативной ассамблеи были открыты дебаты по вопросам нашей
внешней политики. Как это принято, ораторы говорили пространными общими
фразами с уклоном в идеализм, но не могли сказать ничего конкретного, когда
речь заходила о практических целях. Все осуждали гитлеровский режим, но