"Эбрахим Голестан. Калека " - читать интересную книгу автора

листья сгребали в кучу и зажигали, оттуда поднимался черный дым, потом
посреди дыма из листьев начинали выскакивать языки огня, дым уменьшался,
огонь разгорался сильней, потом затухал, и снова поднимался дым. А однажды у
входа в шабестан столпилось много народу. Им обоим захотелось узнать, что
случилось, и ему пришлось оставить Манучехра. Он пошел, протиснулся между
людьми и увидел лежащего на земле человека: на губах у него выступила темная
пена, она с хрипом проходила через его стиснутые зубы, и люди говорили:
"Накурился опиума". Ему стало нехорошо, он вернулся к Манучехру и сказал:
"Пошли". Манучехр спросил: "Что там такое?" Он опять сказал: "Пошли". И
ночью не смог заснуть.
А ночь, когда они возвращались из гостей!... Женщины болтали друг с
дружкой, а он тащил на спине Манучехра. Кули нес фонарь, и он смотрел на
тени своих ног, надламывавшиеся у основания кирпичной стены, и дальше, на
всю свою огромную, до самого верха стены, тень, которая, казалось,
поднимается все выше, занимая собой все небо до мерцающих звезд. Подошвы его
ног сквозь прогнившие от сырости подметки иногда ощущали выпуклости камней,
а чаще - вязкость земли, скользкой, как глина, после вчерашнего дождя, и он
все время боялся упасть. В конце одной улицы Кули поскользнулся, и фонарь
погас. Женщины всполошились, одна из них завизжала, и Манучехр, спавший у
него на спине, проснулся и стал громко плакать. Ему хотелось убежать куда-то
из этой темноты, на спине у него был Манучехр, и он сильно напугался и
застонал. Манучехр тоже боялся и плакал, в темноте женщины ругали Кули и
ничего не было видно, но тут зажглась спичка, фитиль в фонаре загорелся, и
они двинулись дальше, только Кули теперь прихрамывал. А дома, когда Хасан
принес свои ботинки в кухню, чтобы положить их у очага, Кули, который уже
снял одежду и повесил ее сушиться у закопченной стенки, сказал ему: "Ты,
сучья порода, чего тебе?" Он хотел вернуться к Манучехру, но посмотрел в
глаза Кули, и тут Кули закачался перед его глазами; секунду он ничего не
видел, а потом почувствовал, что слезы подступают к горлу, и услышал, а
перед этим ощутил резкий удар сжатого кулака Кули в грудь: "Потаскухин сын".
Он хотел было не плакать, а скорей уйти к Манучехру, но заплакал, и сквозь
слезы у него вырвалось: "Мама!", и он захлебнулся слезами. Матери вот уже
несколько месяцев как не было в доме, и он не знал, где она. Просто однажды
он вернулся с Манучехром из школы - а ее нет. И с тех пор он не видел ее.
"Мама..." - прошептал он и перестал плакать. Кули с презрением посмотрел на
него и сказал: "Дрянь твоя мамочка. Хочешь ее найти - иди в Мардасун *". Он
с воплем выскочил из кухни, забился в комнату рядом с кладовой для угля и
плакал в темноте, пока ханум не позвала: "Хасан, иди возьми ужин". Ему
пришлось подняться наверх. Ханум посмотрела на него и спросила: "Ты почему
плакал?", и он рассказал, что услышал от Кули. Ханум очень рассердилась, и
ага тоже очень рассердился и прямо сверху отругал Кули, а ханум сказала:
"Это неправда. Не слушай его". Он долго потом лежал в темноте без сна и
думал о матери.
______________
* Мардасун - искаженное "Мардестан" - квартал публичных домов в
Ширазе.

В день, когда пропала мать, он не нашел и Джафара - он тоже служил в
этом доме, - чтобы спросить о ней. Да хоть бы и нашел, все равно не смог бы
спросить, потому что боялся - ведь тот бил его, да и сам он ненавидел