"Эбрахим Голестан. Калека " - читать интересную книгу автора

углу дверной рамы, где обычно висела на гвозде связка ключей. Ключей не
было. В сознании промелькнуло, что она, наверное, в нише. Ниша и вся
противоположная сторона смутно виднелись в колыхании темноты. Он двинулся
вперед. Внезапно вздрогнул - из спальни послышался храп. Он стоял посреди
комнаты. Горло сдавило, дыхание участилось, как никогда, а в животе словно
стало совсем пусто. Он повернулся назад, посмотрел на занавес,
покачивающийся перед открытой дверью. Голова отяжелела. Изображенные на
занавесе раненые всадники, мчащиеся на конях, были скрыты темнотой, но все
эти фигуры, столько раз им виденные, легко перенеслись теперь из его
воображения на занавес. Снова раздался храп. Он повернулся и быстро подошел
к нише. Замирая от страха, провел рукой по стенке ниши - и прикосновение к
холодному металлу заставило его вздрогнуть. Он отдернул руку, потом резко
опустил ее на связку и крепко сжал пальцы, заглушив этим короткое звяканье
ключей. Добыча у него! Он уже не вслушивался в биение своего сердца, забыл о
нем, и от этого сердце понемногу успокоилось.
Он прошел через гостиную, откинул занавес, перешагнул порог, стал на
краю, нагнулся, взялся руками за приступок, спустил ноги и, цепляясь
пальцами ног за изгибы решетки нижнего окна, полез вниз. Прошел через двор.
Ни один звук не доходил до его сознания, а легкие ночные шорохи, казалось,
пробуждали новое, дальнее зрение. Он видел. Видел не только то, что
происходило сейчас, но и то, что вот-вот будет. Настоящее он видел, но не
замечал его, не обращал внимания, потому что глаза его были прикованы к
предстоящему, он неотрывно вглядывался в то, что сейчас будет делать, зримо
представляя себе еще не случившееся, и всеми силами души устремлялся к нему,
сначала видел, что сделает, а потом то, что уже сделал; и вот он открыл
дверь сарая.
Дверь скрипнула коротко и сухо; и когда он шагнул в темноту сарая,
услышал, что этот скрип, отзвучавший мгновение назад, все еще тянется,
словно повиснув в воздухе, и теперь его уже никуда не денешь; а кресло было
там. Он видел кресло в темноте, слышал его, обонял - даже запах риса,
хранившегося в больших глиняных кувшинах, всегда стоявший в сарае, отдавал
запахом кресла.
Сделал еще шаг. Вытянув руку, осторожно шел вперед, подходил все ближе,
а сам думал, что нельзя было давать двери скрипеть. А дверь скрипела. Вдруг
он вспомнил, что дверь в гостиную осталась незапертой. Тогда он остановился
в темноте и, остановившись, сразу почувствовал, что стоит возле кресла. Он
протянул руку, нащупал кресло, и кресло вытеснило из его сознания все
остальное.
Немного постоял без движения. Снаружи доносился легкий шум ветра. Вот
кресло, и сейчас он его сломает. Сейчас он найдет себя. И вдруг он спросил
себя: а не будет слышно, как ломается кресло? - и задрожал. Все мысли
рассеялись. В голове опустело. Мало-помалу мысли стали возвращаться к нему.
Он сглотнул слюну, чувствуя, что горло еще сильнее сжалось. Тихо вышел из
сарая.
Проходя через двор, он почувствовал, как холод коснулся его влажного
тела - он чувствовал холод ветра и холод своего тела и знал, что он исходит
из его души. Он прошел вдоль далана, повернул к уличной двери - скрип двери
сарая все еще раскачивался, как маятник, где-то в темноте - и отомкнул,
осторожно и медленно (это не была медлительность спокойствия - тревога
сковала его), железный засов; засов беззвучно открылся. Он тихонько потянул